Пера |
Н.Д. Конаков © 1999 Первая запись сказания о П. была сделана ещё в 1771 г. академиком И.И. Лепёхиным, к настоящему времени о нём опубликованы десятки текстов. Наиболее распространённым, доминирующим (и, вероятно, первоначальным) является текст, в котором объеденены два сюжета: П. — защитник Родины, победитель вражеского войска и П. — победитель лешего. Логическая связь этих сюжетов объясняется достаточно легко: П. в благодарность за победу над врагом просит и получает от царя ловчую сеть и грамоту на владение лесным промысловым участком в родных краях, но на него претендует и леший, прежний его хозяин. П. вступает с ним в единоборство и, во многом благодаря хитрости, побеждает его. Но в отдельных текстах сюжеты расположены в обратном порядке, т. е. взаимосвязь не безусловна. В то же время, обязательны и неизменны следующие детали: поход П. происходит зимой (он отправляется в путь на лыжах). Вражеское войско двигается с юга относительно Коми края. Предводитель вражеского войска находится в огромном колесе, причём колесо это огненное: "... неприятель давил огненным колесом". Огненное колесо двигалось с юга на запад. Москва (а именно к ней отправляется П. на битву с врагом) находится на запад от Коми края. В некоторых текстах западное направление отмечается особо: "... на запад, дескать, надо идти, — ответили посланцы." Учитывая, что в одном из фольклорных текстов П. предстаёт в роли солнцеборца и создателя прецедента, установившего годовой ход солнца (см. Шондi), сюжет об уничтожении им огненного колеса, возможно, является отголоском древнего аналогичного мифа об установлении суточного хода светила. Сюжет о борьбе П. с лешим, в свою очередь, состоит из двух стабильных эпизодов. В первом из них П. встречает в лесу лешего и вступает с ним в единоборство. Вначале они меряются силой, перетягиваясь на палке. П. обманывает лешего, привязав себя сыромятным ремнём к крепкому пню. Потом они ложатся спать у костра. П., улучив момент, подкладывает вместо себя берёзовый кряж или сосновый чурбак, накрывает его одеялом, а сам прячется неподалёку. Леший, решив, что П. уснул, бьёт в чурбак копьём с серебряным наконечником. П. в это время стреляет в него из лука.Тяжело раненый леший, оставляя кровавый след, бежит в сторону Урала, добегает до горы Болванов Камень (Болван Из), где у него был дом, и умирает на его пороге. Во втором эпизоде П. обнаруживает в доме умершего лешего его молодую красивую жену, приводит её к себе домой и берёт в жёны. Некоторое время молодожёны живут счастливо, но однажды П. возвращается домой с охоты в неурочное время и входит в дом (чаще в баню) без стука. Он видит свою жену, щёлкающую вшей, которых она находит в волосах на снятом с головы скальпе, и убивает её. Близкие аналоги обнаруживаются в мифологиях различных народов. Оба эпизода в рассматриваемом сюжете сами по себе имеют достаточно широкие параллели. Наиболее близкий аналог существовал у башкир Горной Башкирии. Несмотря на некоторые разночтения, к.-п. и башкирский фольклорные тексты практически полностью совпадают по основным сюжетным компонентам, что свидетельствует о достаточно давнем бытовании данного сюжета в предуральском регионе. Само по себе убийство лешего, духа-хозяина леса и зверей ("лесного бога") для традиционного мировоззрения к.-з. и к.-п. событие далеко не ординарное. Хотя отношение к лешему и было амбивалентным: он мог как навредить человеку, так и одарить охотника богатой добычей, в нём доминировали уважительные мотивы. Считалось, что если соблюдать традиционные нормы и правила поведения в лесу, а также делать периодические приношения лесному духу-хозяину, он был нейтрален или даже помогал в промысле. Кроме того, налицо нарушение одного из основных мифологических принципов: прецедент (убийство лесного духа-хозяина) не становится нормой (вера в существование "лесных божеств" сохраняется). В к.-з. и к.-п. несказочной прозе тема единоборства охотника и лешего достаточно популярна, но в конечном результате промысловик либо гибнет, либо чудом спасается. Сюжет о П.-лешеборце единичен, что позволяет предположить его более высокий мифологический статус. У к.-з. и к.-п. медведь считался также живым воплощением лесного духа. Существовало убеждение, что в медведя нельзя было стрелять повторно в случае неудачного выстрела, так как после второго выстрела он мог ожить, даже после смертельной раны. Ср. у башкир нельзя было повторно стрелять в лешего.Один раз стреляют в лесного духа и П. и башкирский охотник. Именно взаимозаменяемостью образов лешего и медведя можно объяснить трудномотивируемое жестокое убийство медведя в одном из к.-п. преданий о П.: медведь не уступил ему в лесу дорогу, за этот весьма незначительный проступок П. вырвал медведю все когти, а потом задушил его. Более сложен для прочтения эпизод рассматриваемого сюжета, в котором П. женится на вдове лешего, а потом она гибнет от его руки. Женитьба П. на вдове лешего меняет её социальный статус, а согласно канонам традиционного мировоззрения, это равнозначно понятиям смерть-возрождение. Таким образом, жена П. как бы рождается в мире среднем, мире людей и получает законное основание в нём находиться. Повод для убийства П. своей жены — снятый ею со своей головы скальп — обладает также глубокой символикой. У обских угров голова и волосы считались местом обитания четвёртой души, поэтому у них существовал обычай скальпировать убитых врагов, чтобы уничтожить их души; никогда не стригли своих волос шаманы, поскольку верили, что в них находятся их душа, сила и оберег. Понятие о том, что в волосах находится душа или магическая сила, а потерять их означало потерять силу, универсально и было известно многим народам. Таким образом, жена П. со снятым скальпом (без души) лишена сил и фактически ни жива, ни мёртва, находится на рубеже бытия и небытия. Остальные деяния П. не имеют явно выраженной мифологической подоплеки и преимущественно свидетельствуют лишь о его богатырской силе. С охоты П. приносил по два-три лося на спине. Он вытаскивал воз, который не могла осилить лошадь. Соревнуясь в метании камней, П. мог бросить на версту камень весом в сто пудов. Он приносил на плечах по двенадцать дубовых стволов зараз и раздавал их соседям для изготовления санных полозьев. Обидевшись на одного из односельчан, П. поднял и сложил внутрь сруба все брёвна, заготовленные им для строительства дома. Лыжи П., поставленные у стены дома, доставали его стреху, а мчался он на них так быстро, что обгонял лошадиную упряжку. Обладая богатырским аппетитом, П. мог съесть за один присест десять блюд пельменей и выпить бадью вина. После неудачной женитьбы на вдове лешего семьи П. так и не завёл и жил один. Два его брата не обладали богатырской силой П., а его сестра, тоже богатырской мощи, жила у северного моря, где она разводила оленей. Иногда сестра приезжала к П. на оленях, или же он ездил к ней на собачьей упряжке. Относительно смерти П. существует несколько версий. Согласно одной из них, он жил долго и умер естественной смертью. По другой, состарившись, П. вместе с одним из своих братьев ушёл в парму (приуральскую тайгу), и там они превратились в камни. По третьей версии, П. надорвался, натягивая ловчие сети, полученные им в дар от царя, между берёзой на правом берегу реки и сосной — на левом. Придя домой, он лёг в заранее изготовленный кедровый гроб и умер. Или же, натягивая сети между сосной на своём берегу реки и елью, растущей на другом, П. приложил столько усилий, что ель сломалась. Он упал вместе с ней на землю и вскоре умер от полученных травм. Лит.: Гусев 1949, Климов 1990, он же 1991, Лепёхин 1822, Ожегова 1971, она же 1989, Попов 1938, Рочев 1984, Руденко 1973, Сидоров 1928. |
|