Илля лун

Ильин день, 20 июля ст. ст.

И.л. является одним из наиболее значимых праздников в христианской обрядности как по количеству различных поверий и хозяйственных примет, связанных с ним, так и по приуроченных к нему народным обрядам. Одно из ведущих мест в христианском пантеоне занимает, по народным представлениям, и образ Ильи-пророка. Считалось, что в ведении Ильи находится небесная влага. Он может наслать засуху или, напротив, ливневые дожди, град; Илья — грозный хозяин грома и молний, которые являются его карающим оружием. В юлианском календаре (по крайней мере, в этом и прошлом веках) И.л. оказался на сорокодневном рубеже после летней солнечной фазы, что, несомненно усиливало его восприятие в народных календарях как рубежной даты.

По народным представлениям к., основанным на народно-христианских воззрениях на Ильи, во время грозы грозный пророк ездит по облакам в своей огненной колеснице на вороных конях. Существовало убеждение, что Илья вообще любитель ездить на лошадях, поэтому, чтобы отдать пророку честь и почёт, в печорских селениях в И.л. устраивали конские выезды. Парни, девушки, нередко и старики, садились верхом на лошадей и разъезжали с песнями по улицам до десяти человек в ряд. Существовал обычай кататься в этот день на лошадях и в других местах: в Прилузье, на Выми, Удоре и Ижме, в некоторых к.-п. селениях.

У удорских к.-з. Илья-пророк считался защитником скота от медведей. В то же время существовало поверье, что если пойти в И.л. в лес, то задерёт медведь. В с.Чупрово Илью-пророка праздновали три дня. Существует легенда, что некогда именно в этот праздник случилось массовое нашествие медведей на скот, избавиться от которого удалось лишь с помощью крёстного хода с иконами пророка. Благодарные за это жители села и постановили праздновать И.л. три дня. У к.-п. в И.л. не выгоняли скот на пастбище, поскольку считалось, что в И.л. хищные звери свободно бродят по лесу, получив от Ильи-пророка право делать в этот день всё, что они захотят. Вполне вероятно, что здесь мы имеем место со своеобразным преломлением в народном сознании библейского сюжета об ученике и преемнике Ильи, пророке Елисее. Елисей присутствовал при чудесном вознесении Ильи на небо, после чего он направился в г.Вефиль. "Когда он шёл дорогою, малые дети вышли из города, и насмехались над ним, и говорили ему: "иди, плешивый! иди, плешивый!" Он оглянулся и увидел их, и проклял их именем Господним. И вышли две медведицы из леса и растерзали из них сорок два ребёнка"(4 Цар. 2: 23-24).

Аналогичной причиной можно объяснить и распространённое у к.-з. и к.-п. убеждение, что Илья-пророк способен уберечь людей от болезней. В вв. с.Вольдино в И.л. в местную часовню в массовом количестве приносили дары пророку (головы сёмги, баранов, глухарей и др.), обещанные ему ранее за то, чтобы он оберегал от заболеваний. В Библии, правда, не говорится, что Илья был и целителем, но описан случай, когда он одной вдове в благодарность за предоставленный ему приют с помощью Господа воскресил умершего от болезни сына (3 Цар. 17: 19-23). У русских существовало убеждение, что если умыться ильинским дождём, то убережёшься от болезней и порчи.

Трудно сказать, насколько оказал влияние на ильинские обычаи другой описанный в Библии эпизод — принесение Ильёй в жертву тельца с помощью небесного огня. Широко распространённый у многих народов обряд ильинского быкобоя, по мнению авторитетных исследователей, произошёл в результате синкретического слияния образа Ильи-пророка с предшествующими ему языческими божествами, которым и приносились прежде такие жертвы. Жертвенные быки предназначались грозному верховному божеству в благодарность за выращенный урожай, с целью задобрить владыку гроз. Первое описание принесения кровавых жертвоприношений в И.л. оставил академик И.И. Лепёхин, посетивший во время своего научного путешествия в 1771 г. к.-з. село Обьячево: "В Ильин день собираются все окольные жители в село Объяченское; каждая деревня, а иногда и две, сложася, приводят с собою быка или телёнка, которых они в сей день закалают, и обществом употребляют в снедь". Во многих к.-з. и к.-п. селениях этот обычай сохранялся вплоть до начала ХХ в. Обычно купленный на общественные деньги и обетный скот забивали где-нибудь за селением, часть мяса жертвовали церкви, а остальное варили в котлах на берегу реки для совместной трапезы. Убой скота и варка мяса могли происходить и вблизи от церкви и даже за её оградой. У к.-п. для забоя жертвенных животных у наиболее уважаемых в селении стариков хранились специальные священные ножи. Бульон, оставшийся в котлах после варки мяса, по окончании трапезы обычно разносили по домам. У к.-п. было принято сохранять часть жертвенного мяса. Его зашивали в тряпочку и постоянно носили с собой в качестве оберега от всевозможных бед и напастей. Многие относили это мясо на кладбище на могилы родных или зарывали в поле на своей полосе, чтобы лучше родился хлеб. Интересные детали жертвоприношения в И.л. были отмечены в выч. с. Палевицы. В число жертвенных животных здесь обязательно входили бык, нетель, овцы и бараны. Причём, нетель, т. е. ещё не телившаяся корова, обязательно должна была быть стельной. Если в утробе принесённой в жертву нетели не оказывалось плода, то приводили и забивали другую. В этом обычае особенно чётко прослеживается заложенная в жертвоприношении в И.л., совершаемом перед началом сбора урожая, идея обеспечения будущего плодородия.

О том, что И.л. являлся рубежом в народном хозяйственном календаре, говорит к.-з. примета: "Петровский дождь засуху поправит, а Ильинский дождь не поправит". По народным представлениям, И.л. стоял на рубеже лета и осени. Говорили даже, что в И.л. до обеда лето, а после обеда осень. Поэтому по погоде в этот день определяли характер наступающей осенней поры: "В И.л. — хорошая погода, осень хорошая". С И.л. переставали купаться. Утрачивали свою силу запреты, установленные на время цветения колосовых. По народным поверьям, к этому времени обитающий во ржи дух — полудница переставала охранять её. До И.л. полагалось лёд, взятый из ледника, носить обязательно закрытым, "чтобы солнце не увидело, иначе оно пошлёт град". В этом поверьи явно прослеживается слияние христианских и прежних языческих представлений — оскорбится и пошлёт град на посевы не Илья-пророк, а солнце. Переставал действовать и запрет играть на народных духовых инструментах. Хлеба уже созрели или дозревали, боязнь вызвать шумом и свистом непогоду и неурожай исчезала. В этот день после долгого воздержания все дети поголовно делали себе свистульки, дудки и с утра до вечера свистели и дудели в них. Не случайно у к.-з. И.л. имел также народное название чипсасян, пöлясян лун "день свистения-гудения".

Были фенологические приметы, приуроченные к И.л. Считалось, что кукушка (символ уходящего лета) перестаёт куковать за неделю до И.л. С И.л. разрешалось собирать лесные ягоды. После него начинали лучить острогой рыбу — ночи уже достаточно тёмные, и можно использовать подсветку. Считалось, что после И.л. окончательно исчезают оводы, а с каждым убитым комаром "убывает решето комаров", в отличие от доильинского периода, когда запрещалось их убивать под тем предлогом, что взамен убитого комара "прибывает решето". С И.л. было связано начало смены зелёного цвета листьев на жёлтый и красный и пожелтение трав. В сельскохозяйственном народном календаре к., как и у русских, И.л. был связан с окончанием сенокоса и началом уборки хлебов. Особо почитался И.л. и у оленеводов, причём не только у северных к.-з., но и ненцев, которые, хотя и считались христианами, к церковным праздникам относились без особого почтения. К началу августа у северных оленей заканчивается линька, перестают досаждать сильно беспокоящие их оводы, становится меньше комаров, спадает плохо переносимая оленями летняя жара. С этого времени оленей уже можно запрягать в нарты для длительных поездок. В И.л. оленеводы Большеземельской тундры издавна устраивали празднества в заранее обусловленном месте, где собирались все хозяйства стад, кочующих в летнее время вблизи морского побережья. Устраивались гонки оленьих упряжек, готовился праздничный обед. После завершения праздника оленеводы начинали потихоньку двигаться на юг, в район зимних пастбищ вблизи своих селений. Эта традиция сохраняется и в настоящее время.

Лит.: Засодимский 1983, Гагарин, Жеребцов 1968, Добротворский 1883, Доронин 1924, Дуркин 1926, Кандинский 1889, Конаков 1993, Кудряшова 1988, Лепёхин 1780, Сорокин 1910/22, Чисталёв 1984, Шергин 1910.