Ош

Медведь — самый могучий и опасный зверь обширной лесотаежной зоны, обладающий к тому же большим внешним сходством с человеком, имел особый мифологический статус в традиционном мировоззрении многих народов. У к.-з. О. считался сыном верховного божества Ена, вместе с которым он некогда жил на небе. Однажды О. увидел, как одна женщина уронила половинку горошины, слез с неба на землю и съел ее. Ен рассердился и лишил его права жить на небе. Ср. у обских угров медведь был сыном Торума и спустился на землю по железной цепи или был спущен в люльке. Связь медведя с горохом — одним из символов плодородия, отмечена в мифологии западных славян. По другой к.-з. мифологической версии, О. произошел от человека по имени Михаил, который пошел в лес, встал на четвереньки и стал так ходить по деревянной колоде. Пришел леший и превратил его в О. Этот О. похитил женщину, стал с ней жить в берлоге, и от них пошел весь медвежий род. Согласно к.-п. этиологическому мифу, О. был сотворен Еном одновременно со всеми другими животными. Вначале Ен вылепил из глины для них туловища, потом вдохнул в них жизнь. На другой день он сделал всевозможные хвосты, и все животные стали выбирать их себе по вкусу. О. так долго не мог выбрать себе подходящий хвост, что остался вообще без него, отчего очень расстроился; тогда Ен выскреб все остатки глины, застрявшие между пальцами, и сделал О. хвост. Получился он короткий и толстый.

У к.-п. зафиксирован оригинальный вариант космогонического мифа, в котором О. предстает как создатель земного рельефа. Земля вначале была плоской и ровной, но откуда-то пришел О. и расцарапал ее когтями, после чего образовались болота и горы. Впрочем, у к.-з. в этом процессе участвует и мамонт. Возможно, что как и у селькупов, образ О. у к.-п. взаимозаменялся с образом мамонта. На изображениях пермского звериного стиля О. представлен и как сторож мира мертвых: он находится в самом низу композиции, над ним или на нем изображен человеческий череп. Есть вариант, где он имеет большой изогнутый рог, похожий на бивень мамонта. На древние представления о связи О. с миром мертвых указывает и изображение, на котором он идет против хода солнца и несет на спине фигурку человека с изображенной на груди свертывающейся спиралью. По всей видимости, речь идет о доставке души усопшего в мир мертвых или же о путешествии туда шамана.

Доминирующим признаком, отличающим человека от О., считалось наличие у первого большого, противопоставленного остальным, пальца на руках. Согласно к.-з. мифу, О. просил у своего отца Ена дать ему большой палец, но получил отказ с угрозой в противном случае дать собаке лук и стрелы, а человеку крылья. По другой версии, О. обратился с этой просьбой к св.Николаю и получил аналогично аргументированный отказ, но взамен ему было позволено осенью на короткий срок (Ош чуалан лун) быть в лесу полным хозяином. Близкие варианты этого мифа были известны обским уграм и ряду других сибирских народов.

Явную мифологическую подоплеку в традиционном мировоззрении к.-з. и к.-п. образ О. сохранял вплоть до недавнего времени, В фольклорной несказочной прозе видное место занимают легенды и былички о колдунах, обладающих способностью превращаться в О. Популярен и сюжет о похищении О. женщин, которых он держит у себя в берлоге, кормит и заботится о них, а потом отпускает, или же они убегают сами. Считалось, что нередко О. жил с похищенной женщиной как с женой, в результате чего у них появлялось потомство. По одной из версий, к.-п. фольклорный герой Кудым-Ош родился в результате сожительства его матери Пöвсин с О. В поминальных плачах в качестве метафоры смерти называются окна, занавешенные шкурой О.; шкура О., растеленная в переднем углу, или усевшийся в нем черный О. Существовало стойкое убеждение, что женщине, беременной мальчиком (будущим охотником), нельзя ходить в лес, поскольку О., встретив ее, обязательно разорвет ей чрево и вырвет плод. Наблюдалось также особое отношение к костям и зубам О. Подброшенные под остов строящегося дома кости О. сулили хозяину несчастливую жизнь. Зубы О., напротив, считались действенным амулетом, в частности, оберегающим от болей в пояснице, а также от порчи.

У промысловиков О. считался зверем, наиболее близким к лесному духу-хозяину или даже его ипостасью. В некоторых районах мясо О. считалось пеж (нечистым), поэтому его не употребляли в пищу, вероятно, из-за мифического родства с людьми. Верили, что он понимает человеческую речь, и если к О. обратиться по-доброму, то он не будет разорять охотничьи кладовые или же возьмет лишь часть добычи, оставив остальное в целости. Существовали специальные обрядовые действия, связанные с охотой на О. Перед началом охоты в лесу охотники варили в котлах ритуальное блюдо — сладкую кашу из ржаной муки и ставили ее перед охотничьей избушкой, чтобы "угостить" О., иначе охота будет неудачной. На другой день, увидев, что котел пуст, охотник никому не должен был говорить об этом. Перед убитым О. полагалось извиниться, говоря: "Не сердись, так уж тебе суждено". По мнению охотников, в О. нельзя было стрелять повторно в случае неудачного выстрела, так как тогда он оживал, даже при смертельной ране. Сердце первого убитого О., съеденное охотником, наделяло его, по поверьям, отвагой при последующих охотах. Существовало убеждение, что охота на сорокового медведя особенно опасна.

А.С. Сидорову удалось детально записать ритуальный церемониал, принятый во время коллективной охоты на О. в одной из печорских деревень. Сведения эти исключительно интересны, поскольку представляют собой единственное зафиксированное исследователями быта к.-з. и к.-п. описание целого комплекса сакральных действий, связанных с О. Подбор участников предстоящей охоты в этой деревне происходил в глубокой тайне, особенно от женщин и детей. Охотник, затеявший это мероприятие, приходил в сумерках к наиболее опытным охотникам и задавал иносказательный вопрос: "Я куда-то собрался идти, ты идешь со мной или нет ?" В зависимости от решения спрашиваемых следовал положительный или отрицательный ответ.

Местом сбора была опушка леса по направлению к месту охоты. На место сбора охотники приходили обязательно в той одежде, в которой их застало предложение пойти на охоту. Но имевшие незадолго перед сговором половое сношение, даже с собственной женой, обязаны были пройти очищение, сходив в баню, или в крайнем случае сменить одежду. Собравшись вместе, охотники обсуждали подробно порядок проведения охоты и договаривались об условных знаках, так как до окончания охоты строго воспрещалось произносить хотя бы слово. Перед тем как окончательно тронуться в путь, все участники должны были умыться в ближайшем водоеме, а при его отсутствии "мылись" землей, захватывая ее горстями.

После убийства О. первым делом необходимо было лишить его клыков и когтей, только тогда он окончательно считался мертвым. Если на место охоты приходил посторонний человек, а у убитого О. еще не были выбиты клыки и отрублены когти, то он получал право на пай. Нельзя было радоваться смерти О., не удалив еще клыки и когти: если эта несвоевременная радость была проявлена даже не охотниками, а кем-либо из услыхавших выстрелы, О. якобы мог ожить.

При снятии шкуры, как только она была удалена с грудной клетки, сразу же вынималось сердце и надрезалось крестообразно. Сняв шкуру полностью, отрезали голову О. И голову и сердце нанизывали на кол, втыкали его в землю рядом с местом убийства О. Иногда их укрепляли на ближайшем дереве. Только теперь можно было выразить удовлетворение от удачного исхода охоты. Тем не менее запрещалось восхищаться упитанностью добычи или ее величиной.

У туши О. перерезали сухожилия на ногах, а на том месте, где была отрезанная голова, выкапывали неглубокую яму удлиненной формы, ориентированную с востока на запад. Если голова О. находилась на упавшем дереве, то из него выпиливали кусок. В яму клали голову О. мордой вдоль ямы могилы и после заговора: "Вот тебя зарываем вниз головой, лицом по направлению с запада на восток, чтобы второй раз не пришел сюда" ее забрасывали землей и утаптывали ногами. Затем захороненную голову маскировали мхом, колодами или пнями. Верхневычегодские к.-з. зарывали череп О. в хлеву или голбце, т.к. считалось, что она отгоняет нечистую силу и болезни. По преданию, раньше хоронили и кости О. После захоронения останков О. все возвращались в деревню. Продав шкуру, подносили угощение руководителю артели, могильщику и тем, кто был на охоте на О. впервые.

Пережитки ранних верований к.-з. и к.-п., связанные с медведем, дают большое основание сделать выводы о существовании некогда у таежных народов Европейского Северо-Востока развитого медвежьего культа, во многих чертах сходного с таковым у сибирских народов. В первую очередь, речь идет об особо уважительном отношении к медведю, как к живому, так и к мертвому; о сохранении и захоронении его костей, и особенно черепа; об определенных ритуальных действиях, сопровождающих охоту.

Лит.: Доронин 1924, Жаков 1901, Климов 1990, Лукина 1990, Микушев, Чисталев, Рочев 1971, Прокофьева 1976, Рочев 1984, Сидоров 1924, Сидоров 1928, Сорокин 1910/20, Старцев 1929, Fuchs 1924.

Н.Д. Конаков

© ИЯЛИ Коми научный центр УрО РАН.  Последние изменения: 15.01.2001.