Морт

человек

К.-з. и к.-п. слово М. имеет параллели в других ф.-у. языках: удм. мурт "человек; чужой, посторонний", морд. мирде, мирдя "мужчина, человек, муж", фин. marras "смертный" < финно-перм. *mertь "человек, мужчина", заимствовано из индоиранских языков.

Согласно воззрениям к.-з. и к.-п., М. был сотворён Еном из глины и покрыт сверху костяным панцирем, но, не наделив его душой-дыханием лов, Ен ушёл отдохнуть, поставив сторожем собаку; Омöль уговорил собаку дать ему посмотреть творение Ена и, осквернив его своими соплями и слюной, вывернул наизнанку, отчего человеческие внутренности и выделения стали пеж (нечистыми); Ен, узнав об этом, наказал возвращать выделения Омöлю, на что косвенно указывают и шутливое к.-з. выражение о посещении отхожего места: "уджйöз вештi Омöльыслы" "долги вернул Омöлю", и запреты на осквернение мочой огня, кишечными газами — воды, слюной — земли и т.д. Данный сюжет широко распространён в Евразии и имеет апокрифическое происхождение.

В другом мифе к.-з. рассказывается о том, что Гагара (Омöль) достала со дна Океана три песчинки, из которых Ен создал Землю, человека и всех полезных и добрых существ. По третьей к.-з. версии, М. все животные появились из капелек крови одного из братьев-лягушек (Омöля), упавшего с кочки, самое красивое животное стало женщиной. Некоторые к.-з. сообщали, что М. родился пуись-турунiсь "из дерева и травы". По к.-п. материалам М. (мужчина и женщина) появился из рыбьей икры, оставленной на берегу, по другой версии люди были рождены от Перы и дочери Солнца. По некоторым мифам к.-п., вначале на земле не было ничего, кроме воды, на которую ветер принёс пыль и мусор, отчего появился маленький островок, выросший в землю. С мусора вырос лес, в котором появились звери, и среди них маленький человек, который вначале жил на дереве, потому что земля была сырая, жидкая. Согласно некоторым текстам к.-п., из тела чудина, отрубившего себе голову серпом, вышла всякая нечисть, разные животные и в последнюю очередь М.. По чудским преданиям к.-з. и к.-п., в мифическое время дети начинали ходить и говорить с рождения, что продолжалось до того времени, пока женщина не осквернила небо и хлеб.

С телом М. у к.-з. и к.-п. связан ряд универсальных оппозиций: левое /правое, верх / низ, перед / зад и т.д. При этом с понятием юр "голова" связываются не только голова и верхняя часть тела, но и мифологический, социальный, возрастной и географический верх, а с под "ступня, подошва" — мифологический, социальный, возрастной и географический низ. В повседневной речи наблюдаются параллели, в которых части тела соотносятся с определенными уровнями мироздания и объектами мира природы и мира людей: ср. под "ступня, земная поверхность", юр "голова, главный, верх", чöр, чер "голень, ствол растения", сьöвмöс "сердцевина чего-л., дерева, нутро человека" (< сьöлöм "сердце"). В загадках и инвективах части человеческого тела сравниваются с образами вещного мира: тело — ступа, пень; руки — грабли; ноги — кочерга, корни; голова — горшок, туес; живот — пестерь, короб, лоток для провеивания муки и т.д. В к.-з. и к.-п. загадках о живом М. акцент делается на иерархии строения человеческого организма по вертикали: "Мыр, мыр вылас гыр, гыр вылас сяр, сяр вылас вöр, вöрас лютöй зверьяс. М. "Пень, на пне ступа, на ступе шар, на шаре лес, в лесу лютые звери. Человек"; "Кык сись, кык сись вылын струбича, струбича вылын аньборд, аньборд вылын сизим розя кашник. М.." "Две свечи, на свечах вьюшка, на вьюшке воробы, на воробах горшок с семью дырками, Человек". В эпитетах по отношению к покойнику, напротив, подчеркивается гомогенность и аморфность, что характерно и для метафорических описаний младенца: муыслы куйöд "земле навоз": о покойнике, сiт додь "дерьма сани": о ребёнке, муув няйт "подземная грязь": о покойнике, няйтысь лэптöмтор "из грязи поднятый": о ребёнке, ср. тж: еджыд бус улын куйлысь "под белой пылью лежащий": о покойнике, бус куртысь "пыль сгребающий": о ребёнке.

Идеальный образ человека в коми фольклоре (обрядовой и лирической поэзии, сказках и т.д.) описывается в светлых, прозрачных, тёплых красках, в то время как колдун, неприятный человек связываются с чёрным и синим сублиматами. В похоронной обрядовой поэзии метафорически сопоставляются "золоторесничный глаз" и "серебряноколечное ухо" покойника с солнцем и месяцем; в свадебной поэзии светилам уподобляются жених с невестой, родители, родственники, близкие брачующихся. Хроматический код дублируется и металлическим, для которого характерно достаточно чётко выраженное эмоционально-оценочное отношение к М.. Так, положительные качества и отношение при этом связываются с золотом, серебром: зарни киа "с золотыми руками": о мастере, эзысь пи "серебряный сынок": о ребёнке, о младшем, зарни ныв "золотая девочка, дочка": о ребёнке, о младшей, зарни подъя "с золотыми ступнями": о счастливом. Отрицательные качества или физическая сила связываются с железом: кöрт сьöлöм "железное сердце": о жестоком, чёрством, кöрттув син "гвозди-глаза": о бесстыжем; о колдуне, кöрт ки "железные руки": о сильном. Железные зубы, железные части одежды и предметы — атрибуты нечистой силы, "иного мира", "не-М.". Комплиментарные эпитеты по отношению к человеку в фольклорных текстах и в устной речи у коми традиционно строятся через символические характеристики внутренних органов и поверхности тела человека: зарни мус ув "низ золотой печени", сьöлöм шöр "середина сердца", вурыстöм кучик "бесшовная кожа", шобдi еджыд яй "пшенично-белое тело", кöч гöн еджыд яй "белое как заячьий пух тело" и т.д.

Следует подчеркнуть, что в традиционном мировоззрении некоторые зоны и части тела (гениталии, пуп, волосы, глаза, зубы, пальцы) наделяются особыми характеристикам, что, вероятно, во многом обусловлено представлениями об их маргинальной природе. В этом плане показателен комплекс поверий коми о пальцах рук и ног. Так, по белым пигментным пятнам на ногтях определяли будущее, прошедшее и настоящее: пятно у ногтевых корней указывало на предстоящее событие, чем ближе к концу ногтя, тем ближе к исполнению событие, отсчёт вёлся от большого пальца, левая рука связывалась со "своим", правая — с "чужим". По разнице в длине большого и второго пальца на ноге определяли доминирование в браке: длинный большой — "главенство", длинный второй — "подчинённость". Держа спящего за безымянный палец, можно было разговорить его и узнать не только его мысли и тайные желания, но и связаться с "иным миром"; мизинец мёртвого младенца, по представлениям вв. коми, приносил охотничью удачу; мизинец, отрезанный у покойника, может сделать его обладателя невидимым и способствует удаче в воровстве и на охоте, а кровь, "принятая" из мизинца убитого, освобождает убийцу от преследования душой жертвы. Вв. к.-з. для вызывания домового надрезали указательный палец, промокали им тряпочку и клали на матицу. Большой палец на руке атрибутировал человека и человеческую силу: согласно мифам к.-з. и к.-п. медведь просил у Ена большой палец, но получил отказ, т.к. в случае выполнения его просьбы, человеку следовало бы дать крылья, а собаке — лук со стрелами. В обиходной речи социальные иерархические отношения часто выражаются в акрокоде: чаль "мизинец" — младший, отдельный, отщепенец, пев "большой палец" — глава семьи, хозяин и т.д. Фразеологические обороты и жесты к.-з. указывают и на сексуальную символику пальцев: чуньöн карöм, чуньöн вöчöм "пальцем сделанный": о неловком, недалёком человеке, шöр чунь "средний палец": эвфем. penis. Вытянутый в сторону собеседника средний палец у выч. и печ. к.-з. трактуется как "ыж (кань) бöж улö видзöдлöм" "под овечий (кошачий) хвост подсматривание", т.е. в место, которое традиционно связывается с пеж "нечистотой".

Лит.: Грибова 1965; Грибова 1975; Климов 1990; Лыткин, Гуляев 1970; Налимов 1903; Налимов 1908; Плесовский 1975; Сидоров 1972; Уляшев 1995; Уляшев 1996; Шарапов 1990; Шарапов, Уляшев 1996, 1997; Fokos-Fuchs 1951.