П О Л Е В Ы Е    Ф И Н Н О - У Г О Р С К И Е    И С С Л Е Д О В А Н И Я  
Создано при поддержке Финно-Угорского Общества Финляндии Сайт размещен
при поддержке компании
ТелеРосс-Коми
о проекте персоналии публикации архив опросники ссылки гранты  
карты

Карта: Республика Коми
Республика Коми



регионы

публикации

Публикации :: История полевых исследований

Об этнографических исследованиях Василия Кандинского

Н.Б. Автономова (Москва)

(Вологодская экспедиция 1899 года)

Исследователям творчества Кандинского хорошо известны факты биографии художника, относящиеся к периоду его занятий наукой на юридическом факультете Московского университета и участие в начале лета 1889 года в этнографической экспедиции на Север России. В автобиографической книге "Ступени" он писал что «особенно сильным впечатлением» студенческого времени была поездка в Вологодскую губернию, определившая многое в его судьбе.(1)

Впервые статьи Кандинского по этнографии были опубликованы Конрадом Ретелем и Еленой Халь-Фонтен в первом томе теоретического наследия художника, изданного в 1980 году в Германии.(2) Но особое внимание этому периоду в творческой биографии художника уделила известная американская исследовательница Пег Вейсс в книге "Кандинский и Старая Россия. Художник как этнограф и шаман."(3) В монографии даются сведения об этнографических работах художника, подробно освещается и анализируется его экспедиция. Автор пытается раскрыть тайны творчества Кандинского через его этнографический опыт, указывая на тесную связь живописных произведений и шаманских ритуальных обрядов, часто своеобразно интерпретирует и расшифровывает работы художника. Вейсс приводит множество аналогий, сравнений между произведениями художника, в основном позднего периода, и искусством различных "примитивных народов", например, в картинах и рисунках 1924 года, с ее точки зрения, варьируются темы всадника-шамана, змеи, круга; для овальных работ 1925-1928 годов характерным является четырехчастное членение композиции, соответствующее языческим представлениям о Верхнем и Нижнем мирах. Автор приходит к выводу, что для художника холст, натянутый на подрамник, был подобен шаманскому бубну, резонирующему ритмами мироздания. В процессе творческого акта художник, как и шаман, оживлял полотно, вызывая вибрацию души сначала у самого себя, потом у зрителя.(4)

Эти утверждения Вейсс продолжает развивать В.Бараев, автор книги о древе рода Кандинских. Он считает, что в творчестве мастера ярко проявились элементы шаманство его древних сибирских предков и что "генная память взыграла в Кандинском в экстазе вдохновения, которое можно сравнить с шаманским вознесением в верхний мир во время камлания».(5)

Факту увлечения этнографией Кандинским уделялось внимание и в исследовательских работах, посвященных фольклорным темам в творчестве художника. Статья Натальи Курчановой "Кандинский и фольклористика: мифо/логия/ или мифо/скопия/" направлена на выяснение теоретического воздействия фольклористики и «метафорической теории происхождения языка и общения» на произведения Кандинского со сказочными сюжетами.(6) Ярким представителем этой теории был А.Н. Афанасьев, автор трехтомного полного собрания русских сказок и легенд. Согласно этой теории: «значения языковых корней в древности было осязательно, присуще сознанию народа, который со звуками родного языка связывал не отвлеченные, мысли, а те живые впечатления, которые производили на его чувства видимые предметы и явления. С течением времени первоначальные ассоциации корней с определенными чувствами и впечатлениями стали забываться. То восприятие природы, которое было основано на реакциях к ее явлениям, начало исчезать. Постепенно праязык был приручен человеком, он был превращен в орудие для передачи своих мыслей». Но «метафорическая основа доисторического языка сохранилась в мифах и в развившихся на мифах песнях, былинах, сказках». Курчанова считает, что Кандинский использовал афанасьевскую теорию эпитета, метафоры для создания собственного языка – языка элементарных изобразительных форм, языка- образного знака.(7)

Специальная статья "К истории одного путешествия (о поездке Кандинского по Коми краю)" было опубликовано С.Сальниковым, научным сотрудником Усть-Вымского историко-этнографического музея, в журнале "Арт", изданном в Сыктывкаре в 2000 году.(8) Статья сопровождается публикацией этнографической работы Кандинского "Национальные божества (по современным верованиям) Из материалов по этнографии сысольских и вычегодских зырян", которая была написана им как результат его поездки в Вологодскую губернию и впервые была опубликована в Трудах Общества естествознания, антропологии и этнографии в 1889 году.(9) Сальников помещает в этот публикационный ряд и перевод статьи финского исследователя Маркку Валконена "Кандинский, Калевала и шаманы", в которой  творчество Кандинского рассматривается с точки зрения его национальных корней. В ней говорится о происхождении его фамилии " конда", от возможного слова "коми" –"конда" или "кондинск", что соответствует финскому слову "хонка" – (сосна или ель).(10) Кандинский был хорошо знаком с книгой финского лингвиста и исследователя Сибири А.И. Шегрена (она вышла в 1861 году и упоминается в его дневнике) и с его точкой зрения о зырянском происхождении слова "конда".(11) Валерий Шалабин, автор статьи "Василий Кандинский- художник, этнограф, шаман", предполагает, что происхождение фамилии художника связано с названием одной из групп восточных манси (вогулов) – манси Кондинские. Одним из важнейших торговых пунктов на реке Обь служило поселение Кондинск, ( на ранних картах региона – Кандинск), известное также своим монастырем, окрестности которого имели сакральное значение для зырян, остяков и вогулов. Поселение получило название по реке Конда, притоку Оби. В течение столетия коми-зыряне, как утверждает автор статьи, торговали со своими соседями к северу и востоку вогулами, остяками и самоедами, обменивая металлические изделия на меха.(12) Пег Вейсс также считает, что интерес Кандинского к культурам финно-угорских народов Западной Сибири был во многом обусловлен его происхождением.(13)

Все исследователи этого периода биографии Кандинского, в основном, опирались на материалы вологодского дневника и книге- воспоминаний "Ступени". Вологодский дневник был передан в 1980 году после смерти вдовы художника Нины Кандинской в Центр Ж. Помпиду в Париже, где и хранится в настоящее время.

Что собой представляет дневник? Это небольшая записная книжка-календарь "День за днем" карманного формата в плотной обложке. Путевые заметки разместились на 22 страницах, с зарисовками и даже стихами. Они писались для себя, в некоторых местах чернилами, в некоторых карандашом. Тексты трудно читаемы в силу специфики почерка художника и силу особых походных условий.

Как известно в августе 1885 года Кандинский поступил на юридический факультет Московского университета, где занимался на кафедре политической экономии и статистики под руководством профессора А.Н. Чупрова. Изучаемые науки, поочередно, увлекали его.

Сначала это было римское право, захватившее "своей сознательной шлифованной "конструкцией", но не удовлетворившее его славянскую душу "схематически холодной, слишком разумной и негибкой логикой", затем уголовное право, история русского право и этнография. По его словам этнография обещала "открыть тайники души народной"(14)

 Кандинский, как и его друг по Университету Петр Богаевский с 1888 года был членом Московского Общества любителей естествознания, антропологии и этнографии. В Трудах Общества Кандинский публикует несколько статей и рецензий, а осенью выступает с рефератом по теме "Верования пермяков и зырян". За несколько недель до него на заседании общества выступил с докладом Николай Харузин, впоследствии известный этнограф, изучавший шаманизм среди карельских лопарей (саамов, лапландцев), а также пиктографию бубнов, отражающей языческую картину мироздания и маршрута шаманских путешествий.

Весной 1889 года на заседании Общества было объявлено о предстоящих летом экспедиций с этнографическими целями в разные места России. Так Богаевский направлялся в Черниговскую губернию, а Кандинский – во Вологодскую. До этого Кандинский опубликовал рецензии на этнографический материал из собрания Я.П.Новицкого "Песни казацкого века" и на "Пособие по изучению зырянами русского языка", изданного в С-Петербурге. Составитель его был Г.С.Лыткин, лингвист и педагог. В рецензии Кандинский отмечал ряд положительных моментов, например, включение в состав книги образцов зырянского творчества (сказок, песен), что позволяло сделать вывод о существовании национальной зырянской поэзии, а также рассуждения о происхождении слова "зыряне" и причинах не принятия названия "коми" и т. д.(15) Рецензия была сдана в печать весной, еще до отъезда Кандинского в экспедицию, что свидетельствовало о серьезности его подготовки к путешествию. Перед ним стояла задача изучения у русского населения края обычного уголовного права и собирание остатков языческой религии у местного угро-финского населения – медленно вымирающих зырян (коми).

"Охваченный чувством, что он едет на какую-то другую планету" – как Кандинский писал в "Ступенях", 29 мая он выехал из Москвы .Первоначально до Вологды добирался по железной дороге , а затем продолжил свой путь на северо-восток. Его путешествие продолжалось чуть больше месяца. 3 июля он уже прибыл обратно в Москву. Во время путешествия он посетил города Вологду, Кадников, Тотьму, Великий Устюг, Усть-Сысосольск, Сольвычегодск, село Никольское, и другие места. Свой путь он проделал на подводах, двухколейной тарантайке, до некоторых селений добирался верхом на лошади, по рекам паромом или нанимал лодку с гребцами.

Маршрут экспедиции был продуман заранее, еще в Москве, но корректировался на месте по советам  знатоков и исследователей местного края. Так Н.А.Иваницкий секретарь земской управы  г.Кадникова, известный этнограф и краевед, посоветовал ему сначала проехать по кадниковскому уезду с посещением станций Вотчинской и Васильевской. И судя по записям в дневнике, Кандинский первые десять дней с 1 по 10 июня путешествовал именно в этих местах. "Кадников маленький городок - записал он в дневнике, сплошь деревянный, каменных домов 2-3, улицы не мощенные, тротуары деревянные. Самое большое село - дворов на 70. Народ веселый и открытый. Местами попадаются угрюмые люди."/16/ Местные жители часто величали его путешественником-этнографом и специально прибегали посмотреть на него.

В дневнике Кандинский отмечал, что край дикий и очень бедный, казенной земли мало. Общин нет, очень много надомников. С другой стороны яркие впечатления от образа жизни крестьян русского Севера, своеобразие их быта врезались в его память на всю жизнь. "Я въезжал в деревни, где население с желто-серыми лицами и волосами ходило с головы до ног в желто-серых же одеждах или белолицое, румяное с черными волосами было одето так пестро и ярко, что казалось подвижными двуногими картинами"./17/ В больших двухэтажных резных избах он впервые повстречался с "чудом", которое впоследствии , по его словам, стало одним из элементом его работ – "стол, лавки, важная и огромная печь, шкафы, поставцы – все было расписано пестрыми размашистыми орнаментами. По стенам лубки: символически представленный богатырь, сражение, красками переданная песня."(18) В путевом дневнике Кандинский сделал зарисовки интерьера избы- обеденного крестьянского стола, который был раскрашен яркими цветами и орнаментом."В этих чудесных домах ,- писал он позже – я пережил то, чего с тех пор не испытывал. Они научили меня входить в картину, жить в ней всем телом  и впереди и позади себя." Подобное чувство он в свое время пережил и в "московских церквях, особенно в Успенском соборе и Василии Блаженном"./19/ Позже он писал, что истоки его абстрактной живописи можно найти " у русских иконописцев 10-14 веков и в народной живописи, которую он впервые увидел во время поездки на север России. Это было очень сильное  впечатление."/20/

Далее маршрут экспедиции Кандинского проходил на северо­восток в Коми, где жили зыряне. Он плыл на пароходе по реке Сухонь до Усть-Сысольска, заезжая в города Великий Устюг, Соль-Вычегодск, Яренск. Через леса, болота, пески, "часто волоком" он добирался до нужного пункта. В июне в тех местах было страшно холодно, лили дожди, иногда шел снег, по ночам случались заморозки.

Кандинский общался с зырянами, внимательно изучал особенности  их речи и языка, подробно записывал свадебные песни и загадки, посещал игрища, присутствовал при совершении молебна. Зырянский край произвел на него неизгладимое впечатление. "Зыряне премилый народ. Все на них клевещут <…>я встретил гостепреимный прием."(21) В дневнике часто встречаются следующие записи: " найдена песня", "нашел загадку", "найдена песня о вдове и ее дочери", "еще одна <…>, но без конца ", и далее "найден конец песни, но не пропет, т.к. певец заболел". В Усть-Сысольске с приставом он был в деревне на игрищах. Песни поют ,как отмечено в дневнике, исключительно русские по-зырянски, но  и переводные ,например, "жил некогда в Англии царь молодой <…>" и т.д.(22)

В дневнике Кандинский зарисовал различные виды зырянской одежды: парку, маличу, пеле-шапку. Он так же сделал рисунки северных построек, отметив их своеобразие: дома и сараи в местах вечной мерзлоты строились на специальных столбах - сваях. В итоге он констатировал, что "поло­жительно влюбился в зырян"./23/ Восточнее Усть-Сысольска и Усть-Кулума он посетил совершенно дикий край - Шой-Яг, где сохранились могильные курганы, представляющие, по его мнению, интерес для археологов. В Подъельске он сделал рисунок святой Федосьи с суровым грозным ликом. По видимому, это была фреска в одной из многочисленных часовен, которые ему встречались по пути. Зарисовав одну из них, он с удивлением отмечал восточный характер ее архитектуры.

Среди рисунков в дневнике Кандинского присутствуют два ма­леньких карандашных пейзажа Усть-Кулума, где художник стремился запечатлеть своеобразие этого сурового края, его бескрайние просторы, вечно хмурое небо, одиноко торчащие деревья. Интересен рисунок церкви с куполом, колоннами и трехярусной шатровой колокольней в Сольвычегодском уезде. Монументальность и величественность архтитектуры поразила воображение путешественника. Кандинский сделал зарисовки деревянных крестов, встречающихся по дороге, у которых обычно совершали молебен о защите скота от нападений медведей и волков; резных крылец - одно в Усть-Сысольске, другое - в Кадниковском уезде; столба для привязывания лошадей с вырезанной деревянной головкой лошади.

Кандинский путешествовал один и это давало ему "неизмеримую возможность беспрепятственно углубляться в окружающее и в самого себя."/24/ В селах, городах он  встречался с представителями местной власти. В Тотьме он посетил местную тюрьму, где обсуждал с судебным приставом права  и условия существования заключенных. В Вологде он был на приеме у губернатора и предводителя дворянства Кадниковского уезда, в селе Вотчинская встречался со священником Аристархом Левитским, исследователем края Алексеем Евграфовичем Мерцаловым, автором книги "Вологодская старина", изданной в 1889 году.

Самые теплые чувства вызвало у Кандинского знакомство, переросшее затем в дружбу, с "благородным отшельником города Кадникова" Николаем Александровичем Иваницким, исследователем фольклора и верований Вологодского края. Незадолго до их встречи Иваницкий совершил путешествие по речке Печоре и он познакомил Кандинского со своими дневниковыми записями. Иваницкий написал книгу "Материалы по этнографии Вологодской губернии", за которую в 1890 году Этнографическое общество наградило его серебренной медалью. Как вспоминал впоследствии Кандинский, Иваницкому предложили выгодное и интересное место в Москве, но он отказался, т.к. "у него не было духу покинуть свое скромное внешне и такое значительное внутреннее дело."(25)

Все эти люди помогали ему практическими советами, обеспечивали всем необходимым, например, теплой одеждой, но общение с ними давало неизмеримо более. По утверждению Кандинского, это были, интеллигентные образованные люди, знатоки своего края, подвижники своего дела. Разговоры с ними часто затягивались до глубокой ночи. Происходил обмен мнений, впечатлениями, обсуждались научные статьи, чита­лись дневники и вообще велись разговоры о перспективах жизни  в России, о развитии ее культуры и науки.

Проехав свыше 700 верст, совершив столь трудное и опасное пу­тешествие, устав от тряски, холода, всевозможных бытовых неудо­бств, Кандинский через Усть-Сысольск, Лальск, Великий Устюг и Во­логду вернулся в начале июля в Москву, в Ахтырку к своей будущей жене, двоюродной сестре по отцовской линии - Анне Филипповне Че­мякиной.

По материалам экспедиции в "Трудах этнографического отдела императорского общества любителей естествознания, антропологии и этнографии» /т.9,с.13-19/ он опубликовал научную статью "О наказаниях по решению волостных судов московской губернии" и в "Этнографическом обозрении" /№3,1889г.с.102-110/ - статью "Из материалов по этнографии сысольских и вычегодских зырян - национальные божества /по современным верованиям/". По мнению Сальникова –последняя была одной из первых серьезных работ по этнографии Коми, их духовной культуре, обычаям и верованиям. В статье Кандинский писал, что его задача заключалась в восстановлении "следов языческого периода в хаосе современных религиозных представлений, образовавшихся под сильным влиянием христианства. В результате Кандинский приходит к выводу, что "всякая связь с прошлым была порвана сильной рукой проповедника, предки-язычники получили оскорбительное название "поганых". Была утрачена память, отчужденность от языческих времен. Ему удалось найти, как он писал, "всего несколько весьма слабо обозначающихся следов древней языческой религии зырян, следы в пословицах, песнях. Нестройный ряд полуисчезнувших воспоминаний из области древних зырянских божеств".(26)

В последующие два года -1890-1891 Кандинский являлся активным сотрудником редакции "Этнографическое обозрение", регулярно публикуя статьи, рецензии, обзоры текущей литературы по этнографии, фольклору, социологии, политической экономии. По предложению Чупрова он остается на кафедре "для приготовления к профессорскому званию по кафедре политической экономии и статистики."(27)

В дальнейшем рассуждая об истоках своего творчества, о возникновении абстрактной живописи Кандинский отмечал особую важность Вологодской поездки, во время которой ему удалось увидеть народное искусство в его естественной среде. Говоря о задачах альманаха "Синий всадник" он писал: " Моей идей было показать на примере, что разделение "официального" и "этнографического" искусства не имеет под собой почвы, что пагубная привычка не замечать естественных истоков искусства под внешне различными его формами может привести к полной утрате взаимосвязи между искусством и жизнью человечества". "Моя идея искусства происходит из основ народной души, - констатировал он. (28)

При поступлении, как и полагалось кандидатам, Кандинский представил сочинение по политической экономии "Изложение теории рабочего фонда и так называемого железного закона". Чупров дал ему следующий отзыв: "Имею честь предложить окончившего курс с дипломом первой степени Василия Кандинского к оставлению при университете /без стипендии/ по кафедре политической экономии и статистики. Усердные занятия политической экономии и сродными с ней науками в течении Университетского курса, основательное знакомство с тремя новейшими языками, равно как и представленное всеми дельное сочинение убеждают меня в том, что из г.Кандинского может выработаться со временем полезный научный деятель"./29/

Кандинский пишет диссертацию "О законности трудовой заработной платы." В феврале 1893 года Московское Юридическое общество, состоящее при Университете, избрало его своим действительным членом.

Успешная научная деятельность, однако, не помешала Кандин­скому  заниматься  рисованием и живописью, отдавать им свободные часы, посещать выставки, музеи, концерты. Увлечение живописью, по-видимому, настолько захватило Кандин­ского, что несмотря на реальные успехи на научном поприще, он в 1895 году решает оставить свои занятия наукой и стать художни­ком. Он также отказывается от преподавания в Дерптском /ныне Тар­туском/ университете. В письме к Чупрову он пытается объяснить причины, вызвавшие такое решение: "Прежде всего я убедился, что не способен к постоянному усидчивому труду. Но во мне нет еще более важного условия - нет сильной захватывающей все существо любви к науке . А самое важное во мне нет веры в нее <...>."/30/ Поводом для такого трагического высказывания послужило новое научное открытие А.Беккереля в 1896 году  - разложении атома. "Рухнули толстые своды. Все стало неверным, шатким и мягким <...> Наука казалась уничтоженной", а ученые "в заблуждении" "наудачу и наощупь" искали истину, "в слепоте своей принимая один предмет за другой."/31/

"И чем дальше идет время,- пояснял он в письме Чупрову,- "тем сильнее притягивает меня к себе моя старая и прежде безнадежная любовь к живописию"/32/ Решение стать художником было принято окончательно и безповоротно. И "будто вторично рожденный,- пи­сал он,- я приехал из Москвы в Мюнхен, чувствуя вынужденный труд за спиной своей и видя перед лицом своим труд радости <...>."/33/

Примечания :

1.Кандинский В.В. Избранные труды по теории искусств. Москва.

Гилея. 2001. Т. 1 (1901-1914).С.275.

2. Kandinsky. Die Gesammelten Schriften. Band 1. Herausgegeben von

Hans K Roethel und Jelena Hahl-Koch. Benteli Verlag Bern. 1980.

S. 68-75

3.Weiss Peg. Kandinsky and Old Russia. The Artist as Ethnographer and 

Shaman. Yale University Press, New Haven and London. 1995.

4.Там же, с.148,150,155-156,166-167 ,185.

5 Бараев В.В. Древо: декабристы и семейство Кандинских" М. 1991.

Бараев В.В. Карма художника \\ в сб. Многогранный мир Кандинского.

Москва.Наука.1991.С.169

6.Курчанова Н. Кандинский и фольклористика: мифо/логия/ или

мифо/скопия/. Collegium.Международный Научно-художественный

журнал №1,1997.Киев. С.45-55

7.Там же. С.47

8.Сальников С. К истории одного путешествия.\\ Арт №1 

Сыктывкар.2000.С.100-107.

9.Там же. Кандинский В. Национальные божества ( по современным 

верованиям). Из материалов по этнографии сысольских и вычегодских зырян. 

С.108-112

10.Там же. Валконен Маркку. Кандинский, Калевала и шаманы.С.113-116.

11.Weiss Peg. Р.8

12.Шалабин В. Василий Кандинский - художник, этнограф и

шаман. Обзор монографии Peg. Weiss «Kandinsky and Old Russia.

The Artist as Ethnographer and Shaman.» Yale University Press,

New Haven and London. 1995. «Text Only», с.4

13. Weiss Peg. Р.8

14. Кандинский В.В. Избранные труды… Т. 1 (1901-1914). С.272.

15.Этнографическое обозрение. №3, 1889. Библиография. С.166-168

Зырянский край при епископах пермских и зырянский язык.

Составил Г.С.Лыткин, преподаватель С-Петербургской шестой

гимназии.С-Пб.1889.

16.Weiss Peg. Р.12-13

17.Кандинский В.В. Избранные труды… Т. 1 (1901-1914). С.279.

18.Там же. С.279

19.Там же. С.280

20.C.Derouet,J.Boissel.OEuvres de Vassily Kandinsky.1866-1944.

Collections du Musee' National d'Art Moderne.Paris 1984. Р.13.

21.Weiss Peg. Р.18-19

22.Там же.

23.Там же.

24.Кандинский В.В. Избранные труды… Т. 1 (1901-1914). С.279.

25.Там же. С.299.

26.Сальников С. К истории одного путешествия.\\ Арт №1

Сыктывкар.2000.С.108-112

27.Письма В. Кандинского к А.Чупрову. Публикация С.Шумихина.

Памятники культуры. Новые открытия. 1981. Л. 1983. С.337-344.

28. Кандинский В.В. Избранные труды… Т. 2 (1918-1938). С.307.

29. Письма В.Кандинского к А.Чупрову. С..338-339.

30. Там же. С.341.

31. Кандинский В.В. Избранные труды… Т. 1 (1901-1914). С.274

32. Письма В.Кандинского к А.Чупрову. С.341.

33. Кандинский В.В. Избранные труды… Т. 1 (1901-1914). С..287.


новости
- 22 сентября 2011 г.
Статья В.В. Сурво и А.А. Сурво (Хельсинки) «Внутренние границы культуры».

- 12 сентября 2011 г.
Статья В.В. Сурво и А.А. Сурво (Хельсинки) ««Центры» и «периферии» фин(лянд)ского семиозиса».

- 6 сентября 2011 г.
Статья В.В. Сурво (Хельсинки) ««Иконические» символы традиций в этнорелигиозных контактах русского и прибалтийско-финского населения Карелии».

- 25 августа 2011 г.
Статья В.В. Сурво и А.А. Сурво (Хельсинки) «Истоки «племенной идеи» великофинляндского проекта».

- 20 августа 2011 г.
Статья В.В. Сурво (Хельсинки) «Карельский стиль».

- 18 августа 2011 г.
Статья В.В. Сурво (Хельсинки) «Традиции Карелии в иконической реальности Финляндии».

- 10 августа 2011 г.
Статья В.В. Сурво (Хельсинки) «Текстильная тема в обрядовой практике (по материалам Карелии)».

- 15 июля 2011 г.
Статья В.В. Сурво (Хельсинки) «Девка прядет, а Бог ей нитку дает».

- 12 июня 2011 г.
Статья В.В. Сурво (Хельсинки) ««Мать-и-мачеха» женской магии».

- 26 мая 2011 г.
Статья В.В. Сурво (Хельсинки) «О некоторых локальных особенностях вышивки русского населения Олонецкой губернии».

- 19 января 2010 г.
Статья Ю.П. Шабаева «Русский Север: поиск идентичностей и кризис понимания».


фотоархив
о проекте персоналии публикации архив опросники ссылки гранты