Культура на границах: «иконические» символы традиций в этнорелигиозных контактах русского и прибалтийско-финского населения Карелии // «Финно-угры – славяне – тюрки: опыт взаимодействия (традиции и новации) / Сост. и общ. ред. А.Е. Загребина и В.В. Пузанова. Ижевск: «Удмуртский университет», 2009. С. 115-124.

На территории Республики Карелия проживают представители разных этнических групп, среди которых коренными являются вепсы, карелы и русские. Локальные группы русских (заонежане, пудожане, водлозёры, вытегоры, каргополы) сложились в результате смешения славянского и финно-угорского автохтонного населения[1]. Исторические обстоятельства способствовали типологическому сближению традиций вепсов, карел и славян, что отличалось особой интенсивностью в ХVIII-ХХ столетиях[2]. Результатом стало формирование определённой «региональной» специфики, которая прослеживается в языке, некоторых фольклорных формах – лирические песни, бытовые сказки, народные танцы, верования, жилище, одежда, элементы свадебного обряда. 

Национальная культура основывается на «иконических» символах и текстах, определяющих её характер и актуализирующих определенные модели поведения. Эти «иконы» являются своеобразным эталоном, на примере которых создаются подобные им знаки, благодаря чему национальная культура сохраняет изначальную суть[3]. Близость и взаимодействие в культуре карел, вепсов и русских соседних районов четко прослеживается в декоре текстиля. Наряду с певческими традициями (руны калевальской метрики и былины) Русский Север обрёл особую известность своим самобытным искусством вышивки, в символах которой отражены древние архетипы и мифологемы. Орнамент вышивки представляет собой довольно консервативный  компонент традиционной культуры. Сохраняя малоизменяемыми многие элементы, мотивы и образы на протяжении длительного времени, эта сфера народного искусства отражает локальное многообразие культур, основополагающие черты мировосприятия, религиозно-мифологические представления и межэтнические контакты. В орнаменте вышивки  карел, вепсов и русских  бывшей Олонецкой губернии общими являются концептуально-образные модели и композиционные схемы. Этнолокальные признаки прослеживаются только по стилистике и технике исполнения орнамента[4]. На видовое разнообразие декора вышивки влияли различные исторические, социально-экономические и культурно-религиозные факторы, смысловое пересечение которых воплощалось в синкретизме образов.

В орнаменте вышивки народов Карелии можно выделить несколько разновременных пластов. Они различаются по технике исполнения, иконографии сюжетов, стилистическим особенностям, и в первую очередь – по времени возникновения. Наиболее древним и архаичным пластом в орнаменте являются геометрические фигуры: ромбы и четырехугольники различной конфигурации, свастика, восьмилепестковые розетки. Сюда относятся также древесно-растительные изображения  прямолинейных очертаний, как наиболее многочисленная категория мотивов у вепсов, карел и русских. Древесные мотивы часто соединяют в себе черты других фигур (человек, птица, животное). К этому пласту относятся трехчастные композиции с женской фигурой в центре, где присутствуют геометризированные антропоморфные мотивы специфической трактовки (раскинутые руки и треугольная нижняя часть тела) и анималистические узоры, выполненные в виде очень стилизованных одно- и двухголовых птиц и коней прямоугольных форм, а также в виде коней со всадницей. Особенно ярко такие мотивы представлены в вепсско-карельских вышивках. Аналогии им есть в археологических средневековых материалах среди зоо- и орнитоморфных металлических подвесок, которые были распространены на Севере Европы. Подобные вышивки выполнялись двусторонним швом и набором, относящимся к самым архаичным техническим приемам. Исследователи считают, что истоки сюжетов этого пласта восходят к средневековью, к финно-угорской традиции края[5].

Карельская вышивка на полотенце (прорисовка), начало ХХ века (Косменко А.П. Традиционный орнамент финноязычных народов Северо-западной России. Петрозаводск: Карельский научный центр РАН, 2002, с. 186).

Второй пласт орнаментики связан с русским государственным влиянием – сперва Новгорода, затем Москвы (с XV-XVI в.в.). Речь идёт о геральдических животных: скачущие львы, барсы, двуглавые орлы, вошедшие в вышивку под влиянием славянского средневекового городского искусства. Эти образы зачастую трансформировались, напоминая не только гербового орла, но и распластанные зоо- и фитоморфные фигуры.

Вышивка на карельском полотенце, 1930-е годы. Из коллекции местного музея дер. Спасская губа Кондопожского р-на Карелии. Фото В. Сурво, 2007 г.

Третий пласт, самый поздний (начиная с XVIII-XIX в.в.), связан с влиянием церковного и городского искусства: мотивы цветущего дерева-куста плавных очертаний, образы птицы-Сирин, что являлось реминисценцией из росписи и рукописных книг старообрядцев, бытовые сюжеты в виде парковых сцен, пейзажей, нетрадиционных растительных мотивов (вьющиеся гирлянды) и другие реалистичные сюжеты, сформировавшиеся под влиянием гравюрных и печатных образцов. Пласты традиции существовали синхронно, и символичность орнаментики сохранялась в рамках единой мировоззренческой системы.

«Этнокопия», воспроизводящая  вышивку конца ХIХ века (выполнена по музейному образцу). Коллекция Отделения прикладного искусства Колледжа культуры г. Петрозаводска. Фото В. Сурво, 2008 г.

 

 

Близость орнаментики вышивки финно-угорского населения с русским искусством шитья объясняется исследователями как ранним вхождением финно-угров в орбиту славянского (новгородского) культурного влияния, начиная с IX века[6], так и длительными контактами, благодаря которым орнамент стал результатом совместного творчества народов[7]. Можно говорить о своеобразном «врастании» финно-угорской традиции в севернорусскую культуру,  что объясняется сложной и напряженной этнической историей края. Славяне расселялись начиная с XII века на территориях проживания  древней чуди (предков современных вепсов), других финно-угорских племен, длительно жили с ними по соседству и черезполосно. В русской среде были часты браки с карелами.

Другим важнейшим вектором влияния на традиционную орнаментику вышивки как русского, так и финно-угорского населения Карелии являлось старообрядчество[8]. Именно из этой среды (через рукописную и старопечатную традицию) пришли основные элементы бытового и растительного орнамента (как в роспись бытовых предметов, так и в вышивку).

Ярко выражено использование орнаментированного текстиля в свадебных  ритуалах народов Карелии. В причитаниях часто встречаются мотивы, связанные с вышиванием  свадебной рубашки, которая «шита по три вечера рождественских. / И мы кроили по четыре благовещенских, / И вышивали по заутреням христовским. / И поспешали по обедням по петровским»[9]. Сходные мотивы встречаются в карельских причитаниях, где невеста просит приготовить её одежду, чтобы одеть после бани: «белые, ни разу не надеванные одежды, сшитые так, что и швов не видно» (перевод с карельского). Более детальное и близкое к заонежскому описание невестиной свадебной одежды встречается в причети сегозерских карел: «особые, на стан надеваемые, справные одежды, которые в Иванов день были выкроены, в Петров день были сшиты, на Пасху обновлены, атласные одежды, на которых швы не заметны» (перевод с карельского)[10]. Налицо явное заимствование из русского свадебного обряда временных параметров, тогда как особенности пошива свадебной карельской рубахи (незаметность швов), упомянутые в причитании, - черта, присущая карельской традиции и имеющая много общего с пошивом погребальной или «смертной» одежды[11].

Текстиль, заготовленный в девичестве (рубахи, полотенца, подзоры), играл роль свадебных даров и у карел, и у вепсов, и у русских. Отличия есть в вербальных контекстах обрядов, особенно в церемонии свадебного одаривания. В приговорах, сопровождавших одаривание, повторялось перечисление этапов изготовления вещи - прядение, тканьё, отбеливание, вышивание. Эта формула встречается во многих описаниях севернорусского свадебного обряда: «Наша княгиня не спала, не дремала, дары справляла, тонко пряла, звонко ткала, бело белила, мне подарила»[12]. Подобные тексты являются описанием модели мира и, помимо передачи прагматической информации, репрезентируют определенные мифологемы[13]. Описание процесса изготовления свадебного подарка, возможно, связано с идеей женского творения мира.

В заонежских и пудожских волшебных сказках эпизоды вышивания, прядения, связаны с образом девушки или молодой женщины. На возрастную символику рукоделия применительно к финно-угорской традиции впервые обратила внимание А.П. Косменко, анализируя символику и функции вепсских вышитых полотенец. Она предположила возможную связь таких рукоделий с возрастными инициациями[14].В Заонежье умение вышивать у девушек приравнивалось к знанию грамоты у парней[15]. В качестве сравнения можно этимологическая близость слов «вышивать» и «писать» в финском языке («kirjoa», «kirjoittaa»). Уместно провести параллель с обучением девушек искусству причитывать. Как известно, причитания и плачи были важной частью обрядов перехода (свадьбы, похороны). Причитания и плачи получили широкое распространение у карел, вепсов, ижор и у русских Карелии.  Как отмечалось исследователями, в своих основных значениях свадебные причитания карел, вепсов и русских Севера сходятся[16]. Согласно материалам XIX в., каждая девушка должна была к свадьбе овладеть искусством причитывать. Отсутствие этого навыка было для деревенской девушки так же позорно, как неумение прясть[17].

Текстиль, заготовленный девушкой-невестой с помощью матери, использовался для маркировки свадебных чинов и всего свадебного пространства (помещения, где происходила свадебная церемония, свадебного поезда). Домотканый декорированный текстиль («женские деньги» по образному выражению итальянского слависта Е. Гаспарини[18]) являлся необходимым для даров будущим родственникам и гостям на свадьбе и  в качестве приданного (для нужд в будущей семейной жизни). Вышитые полотенца использовались на всех этапах свадьбы как важные символы: для связывания рук жениха и невесты в обряде рукобитья;  как полотно, на котором молодые стояли в церкви и по которому проходили в дом мужа; полотенце висело на иконе и т.д. Вышитым полотенцем или станушкой молодая выкупала  брачную постель, которую занимал кто-нибудь из свадебников[19]. Много полотенец, рубах, простынь и другого текстиля невесты шло ей в приданое для будущей жизни в новой семье. В данной связи особый интерес представляет то, что институт приданого более позднее явление для финно-угорской традиции, по крайней мере, в традиции ижоры. Само слово «приттана» является калькой с русского слова. Тогда как обрядовое дарение «лахьят» («дары») имеет древнюю происхождение[20].

Развешивание полотенец в избе можно рассматривать как отголоски жертвоприношений домашним и родовым духам. В карельской свадебной обрядности подобное  применение полотенец также связывается с культом духов-покровителей рода мужа и с культом предков[21]. Приношения в виде полотенец, которые карельская невеста делала в дар свекрови (по крайней мере, именно такое объяснение существовало в начале XX в.), исследователями истолковывается как отголосок более древней традиции. Полотенца вешались к коньку печного столба с поклонами столбу, а не вручались непосредственно свекрови; оставлялись в бане, чтобы снискать благосклонность «хозяина» бани (то есть изначально дар предназначался баеннику), и только потом полотенца доставались свекрови[22]. У вепсов было принято развешивать полотенца в избе, что также представляется отголоском  архаичных жертвоприношений домашним и родовым духам[23].

Присутствие «текстильной темы» четко прослеживается на материалах русского свадебного обряда. Если девушка не показала достаточного умения (заготовила мало полотенец, рубах и прочих изделий), то «она кросен (диалектное название ткацкого станка) расставить не толкует»[24]. В Пудожском уезде о такой девушке говорили: «Ни пряха, ни ткаха, ни деловица». Или: «Ни ткея, ни предея, ни хозяюшка в дому». Свадебный обряд, предшествующий и последующий ему этапы, буквально пронизаны темой прядения-тканья-шитья[25].

Учитывая этническую специфику и характер межэтнических контактов различных уровней, возможно проследить динамику изменений в представлениях об обрядовом значении текстиля и образов вышивки. За орнаментальной похожестью могут скрываться различия в использовании вышитого текстиля, что связано, например, с забыванием смыслов узоров и с функциональной перекодировкой ритуальных вещей. Строчевая вышивка одного из пудожских потенец, сфотографированных мною в конце 1980-х гг., своим сюжетом (выполнен в белой гамме: птицы с поднятыми крыльями по сторонам дерева) очень похожа на орнамент вепсской вышивки[26]. На обеих вышивках изображены восьмилепестковые розетки и схожие по очертаниям птицы, видимо, взятые с узорника. Вепсское полотенце предназначалось для настилания на гроб, а пудожское было свадебным. Птица символ как свадебной, так и похоронной обрядности. Однако, если вышивки красного цвета использовались как свадебные и никогда не применялись во время похорон, то белые вышивки по-выдергу использовались и в том и в другом ритуале.

Текстильная или рукодельная тема не характерна для текстов финской, карельской или вепсской свадьбы. Во время раздачи подарков звучали карельские причитания, исполнявшиеся невестой и плачеёй. Содержание плачей, адресованных родне жениха сводилось к просьбе учить новобрачную порядкам в новом доме, принять её как родную в свою семью и т.п.[27] Приговоры с перечислением всех рукодельных процессов не встречаются в карельских причитаниях и свадебных текстах на карельском языке. Например, в карельском приговоре «meijan nevesku eule muannuh aivinon lahjoi varustannuh»[28], сопровождавшем одаривание, речь идет о приготовлении невестой даров, но не описывается процесс изготовления вещи.

Хотя многие элементы свадебного обряда, в частности, свадебные песни, заимствовались карелами у русских и, как уже отмечалось, прослеживается определенная близость свадебных обрядов, мифологема невестиного рукоделия-творения, видимо, характерна только для русской свадьбы (также встречается у води: текст с перечислением этапов подготовки текстиля звучал по-русски во время водской свадьбы[29]). Отсутствие текстильной темы в вербальных текстах карельской свадьбы, возможно, объясняется тем, что на территориях проживания карел (особенно в Беломорской Карелии и северной части Сегозерья) лен практически не культивировался[30]. Карелы в основном сеяли коноплю, которая шла на изготовление рыболовных сетей и отчасти на одежду (с добавлением шерсти)[31]. Слово «pellava» («лен») изначально означало крапивные волокна, из которых изготовляли текстиль до того, как начали культивировать лен. К карелам и вепсам на территорию Русской Карелии (в южной её части, где были подходящие климатические условия) льноводчество было занесено русскими. В более северных районах, непригодных для этой культуры, лен и льняные холсты закупались карелами у русских - заонежан и каргополов, в частности, на знаменитой Шуньгской ярмарке в Заонежье. Там же покупали и  готовые вышивки[32].

В процессе длительного этнокультурного взаимодействия в народной культуре региона сформировалось т.н. «фольклорное двуязычие», объясняющее разницу между отдельными заимствованиями разного рода. С одной стороны, заимствования не затрагивали ритуально-символическую систему традиции, с другой - глубокое взаимодействие вело к органичному симбиозу разноэтничных культур. В ситуации «фольклорного двуязычия» его носители сохраняют свою этническую «самость» и язык, а культурный симбиоз воспринимается носителями традиции как «свое»[33]. Именно свадебная обрядность являлась сферой непосредственных контактов не только на внутриэтническом (межродовом), но и на межэтническом уровнях. С учётом роли, которую вышивка играла в свадебной обрядности, несложно понять тесную переплетённость разноэтничных традиций и естественность многоязычия для повседневности. Постоянное «вливание» в локальную группу заонежан выходцев из карельских территорий имело место на протяжении всего периода межэтнических контактов вплоть до современности. Существовал и обратный процесс: заонежане целыми семьями переселялись в карельские деревни[34].

В условиях сегодняшнего дня, когда домотканый текстиль не производится, традиционная вышивка, казалось бы, прекратила своё бытование, оставшись в музейных коллекциях, среди семейных реликвий, в научных работах и литературе, популяризирующей народные промыслы, или в декоре сценических костюмов фольклорных коллективов. Традиционные «иконы» всё же обретают новые конфигурации, смыслы и способы воплощения. Вышивка и её «производные» (стилизация, компиляция и т.д.) используются в эксклюзивных авторских работах современных мастериц, играют заметную роль в сувенирной продукции (чаще всего машинная вышивка по традиционным орнаментальным образцам или с использованием их элементов). Текстильные дары, как и прежде, используются в ритуальной сфере (в качестве заветов, в оформлении часовен и пр.).

Современная машинная вышивка с использованием традиционных мотивов. Комплект салфеток «Истории» (дизайнер И. Казакова). Проект «Carelian craft - Карельские ремесла». Фото В. Сурво, 2008 г.

Как и другие сферы декоративно-прикладного искусства, традиционная вышивка является способом выражения локального и этнического своеобразия (и многообразия). Этническая тематика в прикладном искусстве Карелии стала актуальной в последние два десятилетия, когда получили развитие «этнический» и «деревенский» туризм, этнокультурные центры и деятельность национальных парков. В 2008-2009 г.г. во многих городах Карелии проходили выставки в рамках международного проекта «Карельские ремесла. Carelian craft». Целью проекта является  развитие местных ремесленно-сувенирных промыслов, разработка конкурентоспособной сувенирной продукции, производимой из местных материалов и сочетающей в себе как традиционные технологии, так и актуальные тенденции в дизайне и современном искусстве. Мастера используют в своём творчестве «этнокопии» и «реплики» (термины из лексикона самих дизайнеров). Активную роль в проекте играют представители соседней Финляндии[35]. Сувенирные изделия с выставок-продаж пользуются большим спросом и у туристов, и у жителей Карелии.

У девушек-вышивальщиц, занимающихся в студиях творчества г. Петрозаводска, особенно популярны вышивки геометризированных контуров двусторонним швом по серому или белому полотну, т.н. «карельский стиль» (также из лексикона самих вышивальщиц)[36]. _{Традиционно вышивкой занимались молодые девушки, для которых вышивание было обязательной институционализированной формой поведения. Современным аналогом этому явлению служат} занятия в городских домах творчества. К текстильной тематике также обращены петрозаводская выставка «Käspaikka – Полотенце 2008 Современные парадоксы на старую тему» и общеобразовательный проект «Мультиполотенце или Käspaikka», организованные Музеем изобразительных искусств Республики Карелия.

Картина «Деревня Сельга» художника В. Добрынина выставлялась на персональной выставке «След лодки Вяйнемейнена» в Хельсинки (сентябрь 2009 г.). Фото В. Сурво, 2009 г. Дер. Сельга расположена в Медвежьегорском р-не Карелии.

На фабрике «Карельские узоры» (г. Медвежьегорск, Карелия) выпускаются различные предметы быта и одежда с машинной вышивкой, стилизованной под традиционные мотивы. Это наименование предприятие носит с 2006 г. Раньше фабрика носила название «Заонежская вышивка» (1950-2006 гг.)  До этого существовала артель «Хашезерская вышивка» (1929-1949 гг., по названию села), которая, в свою очередь, была продолжательницей традиций ремесленного искусства вышивальщиц из Шуньги. Последний пример интересным образом отражает динамику изменений, происходивших в отношении «пользователей» декоративно-прикладного искусства: на смену переименованиям локального уровня пришло региональное «имя» («Карельские узоры»), более рефлексируемое туристической аудиторией и в целом горожанами.

«Внутренней территории у культурной области нет: она вся расположена на границах», отмечал М.М. Бахтин[37]. Использование «иконического» наследия местных традиций имеет в Карелии региональные особенности, среди которых следует особенно отметить активную эксплуатацию «карельских» брендов, орнаменты и композиции которых, как и в случае с образами традиционной вышивки, невозможно расценивать лишь как достояние той или иной этнической традиции[38]. Понимание закономерностей и особенностей взаимоотношений, столетиями складывавшихся между местными этносами, имеет важное значение при анализе общекультурных, этнорелигиозных и миграционных процессов – современной «культуры на границах».

---