К истории использования унифицированных форм изучения традиционной духовной культуры коми (зырян)

Семенов В.А.

На основе анализа практики этнографических исследований традиционной культуры коми в статье рассматривается проблема преобразования культурной действительности в этнографический факт. Выработка целостного представления о народной культуре, адекватность вопросов, сопоставимость методики сбора и интерпретации данных с моделью исследуемой культуры помогут избежать описательности и субъективизма результатов научных поисков.

Проблема описания и интерпретации этнографических материалов  крайне актуальна в отечественной этнологии. Это обстоятельство обусловлено не только полной неразработанностью самого понятия этнографический факт, но и общей неадекватностью языка описания. По мнению А.К.Байбурина, такое положение в науке обусловлено в какой-то мере самой неоднородностью явлений, сублимированных в такую предметную область, как этнология, с одной стороны, и с общей ориентацией не на выявление связей между отдельными явлениями, а лишь на их констатацию - с другой (1). В целом такой подход восходит к эволюционистским взглядам  на традиционную культуру как на простой набор ее составляющих элементов. Характерно, что в отечественной науке такое представление сохранялось вплоть до недавнего времени, хотя и было манифестировано под вывеской марксисткой системности. В то же время несомненно, что целостное и, по-возможности, объективное прочтение традиционной культуры невозможно без выявления хотя бы самых общих параметров и содержания такой дефиниции, как этнологический факт. Как уже было отмечено в литературе, зачастую диаметрально противоположные оценки явлений традиционной культуры или даже сама различная их фиксация связана с разными точками зрения на "пути преобразования культурной действительности в этнографический факт" (2).

Подобное явление обнаруживается уже на первых стадиях становления научного подхода при изучении этнологии коми (зырян), когда принципы исследования материальной культуры, социальных институтов или стереотипов поведения не коррелируются между собой.

Одним из пионеров коми этнологии, попытавшимся применить при изучении традиционной духовной культуры специально разработанную программу, был В.П. Налимов (3). В целом его интересы лежали в области реконструкции традиционного мировоззрения коми (зырян). Неслучайно поэтому им были сформулированы вопросы, которые, по мнению исследователя, способствовали выявлению доминантных признаков дохристианских верований: хлеб в обрядах и духи поля, духи леса, духи дома, вода в обрядах, высшие и низшие демонические существа (чистое/нечистое). Характерно, что самому исследователю не удалось в полной мере реализовать намеченную им программу как в силу ее изначальной эклектичности, так и в силу самого теоретического подхода, при котором традиционная культура выступает лишь как некий набор действий или артефактов. Очевидно, что отсутствие адекватной  поставленным задачам парадигмы не позволяет реконструировать традиционную картину мира коми и ориентирующихся на нее правил повседневного и праздничного поведения и поныне. Сам В.П. Налимов на основе собранного им полевого материала более успешно и развернуто разработал еще в начале этого века тему соотношения в традиционной культуре таких категорий, как "чистое" и "нечистое", соотнесенных исследователем с оппозицией "мужское/женское", за которой скрывалось более общее противопоставление мира мертвых (предков) и мира живых (4). Показательно, что данная работа, хотя и построена, на первый взгляд, на этнографических полевых материалах, в действительности опирается на данные этнолингвистики и на субъективную реконструкцию самим В.П. Налимовым коми языковых данных. Неслучайно некоторые наблюдения ученого сразу же вызвали оправданную критику со стороны Питирима Сорокина, также неплохо знакомого с народными представлениями в этой области (5).

Характерно, что сам П.А. Сорокин издал свою программу этнологического изучения коми (зырян) уже после того, как фактически расстался с этнологией, опубликовав ряд работ по семье и браку, традиционному мировоззрению и первобытным религиозным верованиям коми (6). Анализ вопросника, подготовленного будущим знаменитым социологом и антимарксистом, выдает его ориентацию на выношенные эволюционизмом ХIХ века идеи, постулирующие генезис социальных отношений в первобытном обществе от дикости к цивилизации и связанную с ними эволюцию семьи и брака. Влияние этих идей несомненно ощущается в стремлении выявить в живой культуре хотя бы отголоски группового брака, матриархата и патриархата, родового строя в целом. "Объективному" выяснению степени сохранности этих институтов, по замыслу исследователя, должна была способствовать и сама разбивка материала в вопроснике на отдельные информационные блоки, за которыми скрывается и современный подход к этнологическим описаниям: материальная культура, духовная культура, семейно-брачные отношения. В этом контексте примечательно в разделе "Внешний быт" выделение вопросов о наличии совместных сенокосных и пашенных земель, а также о способах их передела; в разделе "Семейные и общественные отношения" - попытка выявления пережитков сорората и левирата, а также группового брака через наличие незаконнорожденных детей; в разделе "Верования и культ" через анализ похоронного обряда и демонологии - выявление сведений о наличии таких форм первобытных религиозных верований, как анимизм и тотемизм. Изложенные соображения, конечно, не отрицают достоверность всех этнологических наблюдений  П.А. Сорокина, но изменилась научная парадигма - изменились и выводы из казалось бы неизменных этнологических фактов. Возвращаясь к теме методов объективного познания окружающего мира через коми этнологию, следует отметить, что эволюционистские идеи П.А. Сорокина получили широкое отражение в трудах его марксистских последователей. Показательно, что при этом некоторые авторы, иллюстрируя наличие у коми в древности весьма проблематичных социальных институтов или религиозных верований, использовали не сами этнологические наблюдения П.А. Сорокина, а его эволюционистскую терминологию (7). В то же время несомненно, что эвристическую ценность имеют не столько научные реконструкции первобытного мировоззрения, предпринятые Сорокиным, сколько сама попытка разработки методики сбора этнологического материала.

Следующая попытка обобщенного подхода к сбору этнографического материала связана с деятельностью "Общества изучения Коми края", которое согласно правилам Бюллетеня НКВД № 12-23 зарегистрировалось в качестве научной организации, призванной выявлять и распространять положительные знания. Одним из первых шагов на пути реализации Устава "Общества" был выпуск цикла программ по этнологии, естественной истории и экономике Коми края (8). В контексте исследуемой в настоящей работе проблемы особое внимание привлекает "Программа по историко-этнографическому изучению края Коми", подготовленная А.С. Сидоровым, оставившим значительный след в изучении археологии, этнологии и языка народа коми. Примечательно, что если предыдущие программы были нацелены лишь на получение отдельных сведений, порою даже не коррелирующихся между собой, то "Программа" А.С.Сидорова представляет собой более целостный подход к сбору этнологических сведений и почти полностью соответствует описательным методам исследования, общепринятым в отечественной науке. В первом разделе программы доминантными выступают вопросы из области материальной культуры, касающиеся характера и технологии построек, типов одежды и обуви, типологии посуды и утвари, занятий и охоты, рыболовства, земледелия и животноводства, средств передвижения и земельных отношений. Следующий блок вопросов был направлен на выявление особенностей семейно-брачных отношений, методов воспитания детей, роли семьи в общественных отношениях. Третий блок вопросов в современной классификации можно объединить под рубрикой "традиционная духовная культура". Здесь вопросы были сфокусированы на выяснении народных представлений о демонологии, колдунах, мифологических сюжетах, правилах погребения и детских играх. Собственно, сам набор вопросов как бы обрисовывал контуры будущих этнологических исследований, которые не могли быть реализованы только в рамках деятельности "Общества изучения Коми края", т.к. требовали определенной научной квалификации. В то же время, не смотря на фундаментальный подход к формулированию задач по изучению традиционной культуры, обращает на себя внимание отсутствие общей парадигмы, что неминуемо должно было привести не к формированию целостного представления о народной культуре, а лишь к констатации наличия отдельных фактов или наоборот их отсутствия. Сам автор программы, как бы осознавая безмерность сформулированных задач, ограничился изучением статуса колдуна и особенностей колдовской практики (9). При этом, если если теоретические выкладки автора, направленные на обоснование актуальности исследования данной темы, были достаточно эклектичны, то фактическая база прочно вошла в арсенал этнологических источников и используется во многих современных изысканиях по мировоззрению коми (10). Изыскания же А.С. Сидорова, направленные собственно на реконструкцию традиционного мировоззрения предков коми под претенциозным названием "Идеология древнего населения...", были опубликованы лишь к 90-летию со дня рождения ученого и представляют собой попытку синтеза данных археологии и фольклора для реконструкции все того же мифического тотемизма (11). В плане научной задачи, поставленной перед собой автором, работа и следовала тенденциям, заложенным еще раньше в программу исследования традиционного мировоззрения коми. Поэтому неслучайно, что некоторые пункты программы были сформулированы весьма прямолинейно и с достаточной долей научной наивности. К примеру: "Нет ли каких-либо вырезных украшений животного типа на мебели, на печной клетке и т.п." В плане реконструкции традиционного мировоззрения "Программа" А.С. Сидорова была направлена на выявление соотношения между типом социальной структуры и общим набором иррациональных представлений (религия). Такой подход к реконструкции традиционного мировоззрения был характерен не только для этнологов, вооруженных марксисткой идеологией. Он был подхвачен и специалистами смежных отраслей знания. Здесь, очевидно, уместно вспомнить небольшую работу Ф.В. Плесовского, посвященную генезису космогонических мифов, в которой космогенез рассматривается с давно устаревших понятий о сущностном содержании матриархата (12). Правда, здесь обнаруживается не только прямое влияние программы еще 20-х годов, но и обаяние работ такого корифея научной мысли, как В.Я. Пропп, возводившего исторические корни волшебной сказки к эпохе все того же пресловутого матриархата. Более благодатной оказалась судьба архивных материалов А.С. Сидорова по семейной обрядности, которые вошли во все более или менее обстоятельные исследования обрядов жизненного цикла (13).

Проблема подходов к способам фиксации этнологического материала, несомненно, актуальна как для полевых, так и для кабинетных исследований. Существует мнение, особенно среди фольклористов, что использование специальных опросников снижает информативность источника и лучше просто следовать за информатором, лишь задав ему определенную тему; саму же фиксацию возможного этнографического или фольклорного материала следует осуществлять при помощи магнитофона или видеокамеры. Представляется все же, что последнее суждение следует скорее отнести к технике исследования, а не к его методам. Целенаправленно составленный опросник позволяет сосредоточить, с одной стороны, внимание самого информанта на обсуждаемой теме, а с другой - использовать более объективированные формы этнографического исследования разных регионов по сопоставимым параметрам. Немаловажно и то обстоятельство, что материал, собранный по сопоставимым параметрам, не только поддается машинной обработке, но и более надежен при его интерпретации. К тому же следует учитывать и фактор времени, и возможность более широкого опроса информантов. Личный полевой опыт показывает, что при простой записи сведений, возможно, фиксируется некоторые фольклорные или языковые особенности источника, но упускается значительная доля информации, которую возможно было бы получить, если заранее подготовить круг обсуждаемых вопросов.

В качестве примера не совсем удачной реконструкции этнографического материала следует привести уже упоминавшуюся монографию Ф.В. Плесовского, посвященную описанию свадебного обряда в различных районах расселения коми (зырян). Автор настолько педантично следовал за информаторами, для которых отдельные нюансы составляли значимую инверсию, что в итоге пришел к выводу об отсутствии в коми культуре единой обрядовой свадебной концепции и ее зависимости от разноэтничных традиций.

Опыт разработки и использования целевых программ по изучению традиционной культуры был продолжен нами при исследовании семейных обрядов и ряда связанных с ними культурных феноменов (14). В целом программы были направлены на выявление механизма формирования этнического самосознания, способов межпоколенной передачи ценностной этнической информации, т.е. в конечном итоге - на выявление традиционных механизмов стабилизации общества. Рассматриваемые ниже опросники были ориентированы на реконструируемую связь обрядов жизненного цикла как одного из механизмов культуры с мифологическим пониманием социума как единого целого с "миром предков". В этом контексте особенно актуальной становится полевая фиксация этнографических данных, так как происходит активное стирание традиционной культуры или она в силу объективных обстоятельств, связанных с развитием индустриального общества, приобретает характер "кича". При разработке программы по изучению традиционной духовной культуры коми (зырян) преследовались следующие задачи: унификация этнографических источников по семейной обрядности, выявление ключевых параметров структуры обрядов, реконструкция мифологических представлений о пространстве и времени, которые выступают одним из способов организации ритуального и обыденного поведения. В основу программы по изучению семейной обрядности и ряда смежных механизмов культуры легли идеи, разрабатываемые этносемиотикой и семиотикой культуры.

Метод сбора и обработки этнологической информации, предложенный нами, позволяет провести ее сопоставительный анализ через любой временной срез при условии выявления схожих параметров культуры. При разработке программы исследования обрядов жизненного цикла были привлечены достаточно последовательно такие общие принципы, как включение архивных и уже опубликованных данных предшествующего периода функционирования обрядов, использование результатов и методических приемов изучения ряда параллельных и синстадиальных культур (15). Одновременно особое внимание уделялось максимальной детализации вопросов, их дублированию в разном контексте, что способствует, на наш взгляд, не только выявлению общего и особенного в традиционной культуре коми (зырян), но и облегчает дальнейшую обработку полученной информации. Во многом структура программы связана и с ее характером методического пособия для подготовки студентов-этнографов, возможного использования ее при проведении практических занятий и полевой практики.

Как уже отмечалось выше, для реконструкции мифологических представлений о структуре мира и связанных с ними компонентов, объединяющих социум в единое целое, был разработан целый набор программ, отмеченных разной степенью детализации и целенаправленности. В то же время следует отметить, что программы по исследованию символики жилища, игр и гаданий как регуляторов мифологического поведения в определенной степени выявляют лишь некоторые дополнительные параметры культуры, исследуемой нами, в первую очередь, на примере мифологического содержания семейных обрядов. Материалы этих как бы дополнительных опросников были обобщены в нескольких публикациях авторов и приняты другими исследователями (16).

Собственно же программа по изучению традиционной семейной обрядности коми разделена на три крупных блока вопросов, посвященных исследованию особенностей ритуального поведения в похоронно-поминальных, свадебных и родильных обрядах. Внутренняя же структура этих обрядов исследуется в последовательности, характерной для ритуальной практики и через призму мифологического прочтения пространства и времени как способов организации и реализации обрядов в контексте функционирования социума. Целенаправленное использование рассмотренной выше программы при изучении фактов живой культуры и ее ретроспективное применение к архивным источникам, содержащим сведения по семейной обрядности конца прошлого - начала нашего века, позволило обобщить эти, казалось бы, не вполне сопоставимые данные в специальном монографическом исследовании (17). В упомянутой работе этнографические факты, характеризующие традиционную семейную обрядность, выступают не в виде набора деталей ритуала, а обретают свой подлинный язык на уровне интерпретации. Иными словами, сама программа уже первоначально представляет собой модель культуры, которая подтверждается этнографическим исследованием. Само собой разумеется, что если исследуемая культура будет смоделирована недостаточно объективно, то и программа исследования не принесет необходимых результатов. В данном случае анализ материалов, собранный по методике, заложенной в основу данной программы, позволяет, например, интерпретировать свадьбу, похороны и родины как космическое путешествие в сакральный центр для обмена "живыми" и "мертвыми". При этом соотносимость социума с мифологической картиной мира позволяет, в свою очередь, соотнести и сами обряды жизненного цикла в историческом контексте с настоящим прошлым и будущим.

Представляется, что определенная тенденциозность, заложенная уже при самом формулировании вопросов программы изучения обрядов жизненного цикла, в действительности обеспечивает более объективную интерпретацию полученных в ходе исследования этнографических материалов. Подобный подход, на наш взгляд, позволяет более эффективно использовать наши разработки и в учебно-методический целях, что отличает их от материалов подобного типа, разработанных для региона специалистами других отраслей знаний (18). К сожалению, более детальный анализ подобных материалов затруднен из-за отсутствия доступных публикаций результатов исследования по этнолингвистической программе "Духовная культура Русского Севера", а известные публикации не содержат материалов, непосредственно связанныъх с территорией Коми края (19).

В последнее десятилетие в регионе усилился интерес и к этносоциологическим исследованиям традиционной духовной культуры, а точнее к исследованиям, направленным на выявление степени ее сохранности. В общетеоретическом плане с точки зрения методов этнологии и культуроведческих задач в целом данные исследования можно было бы интерпретировать в контексте теории "холодных" и "горячих" культур (по Л.Н. Гумилеву). В подобном случае результаты такого этносоциологического обследования опирались бы на общепризнанную парадигму и были бы обеспечены теоретически, а не носили столь присущий им безличностный характер (20). В действительности же привлекаемые нами образцы методических установок при этносоциологических исследованиях на Европейском Северо-Востоке отражают чисто статистический подход при изучении "живой" культуры коми, а результаты подобных исследований в силу отсутствия сколько-нибудь выраженной теоретической установки не коррелируются с параллельными результатами этнологических исследований.

В настоящее время опубликованы и обобщены некоторые материалы, полученные на основе социологических опросов населения Европейского Северо-Востока по разным параметрам, в том числе и на предмет степени знания традиционных обрядов (21). В целом основной вывод этих исследований, на наш взгляд, постулирует закономерное исчезновение специфических этнокультурных особенностей сельского населения региона в силу распространения межнациональных браков и разрушающего влияния индустриализации общества. В то же время сам факт якобы доминирующего влияния этих факторов на степень сохранения этносом национального самосознания в теоретическом плане является весьма спорной посылкой (22). Использование для обоснования выводов об утрате культурой национальной специфики лишь статистических данных вызывает сомнение. В этом контексте показателен, например, следующий вывод, правда, уже десятилетней давности: "В области духовной культуры еще сохраняются элементы многих обрядов, особенно похоронно-поминальных, но в большинстве случаев они утрачивают свою смысловую нагрузку, религиозные же представления и верования мало распространены" (23).

Подобный вывод мог быть получен лишь при абсолютной фетишизации статистических методов исследований и без учета этнологических методов изучения традиционной духовной культуры. Поэтому неслучайно, что к результатам рассмотренных нами социологических исследований представители других дисциплин, изучающих общество относятся несколько настороженно. В то же время не вызывает сомнения правомерность этносоциологических подходов при выработке объективных методов изучения движения традиционной культуры и степени ее изменчивости, вопрос лишь в степени соотнесенности этих выводов с результатами смежных дисциплин, связанных с изучением Человека.

1.     Байбурин А.К. Некоторые вопросы изучения объективированных форм культуры // Памятники культуры народов Европы и Европейской части СССР. Сб. МАЭ АН СССР.1982. Т.ХХХVIII. С. 6.

2.     Там же. С. 7-8.

3.     Архив финно-угорского общества Хельсинки. I.1.38; I.2.39; I.3.40.

4.     Nalimov W.P. Zur Frage der ьrsprьnglichen Beziehungen der Geschlechter bei den Syryjдnen // Journal de la Societ(Finno-ougriennne.  Helsingfors, 1908. Vol. XXV. № 4. См. также русское издание: Налимов В.П. К вопросу о первоначальных отношениях полов у зырян // Семья и социальная организация финно-угорских народов. Тр. ИЯЛИ КНЦ УрО РАН. 1978. Вып. 49. С. 5-22; Обзор этнографических работ В.П.Налимова см.: Несанелис Д.А., Семенов В.А. Взгляды В.П. Налимова на традиционный общественный быт коми крестьян // Методологические проблемы изучения истории общественной мысли. Казань, 1990. С. 145-151.

5.     Сорокин П.А. Пережитки анимизма у зырян // Известия АОИРС. 1910. № 20. С. 49 и сл.; Он же. К вопросу о первобытных религиозных верованиях зырян // Известия Вологодского общества изучения Северного края. Вып. 4. С. 49-55.

6.     Сорокин П.А. Программа по изучению зырянского края. Яренск, 1918. Обзор этнографических работ ученого см.: Несанелис Д.А., Семенов В.А. Традиционная этнография народа коми в работах П.А.Сорокина // Рубеж: Альманах социальных исследований, 1991. № 1. С. 47-56.

7.     Доронин П.Г. Первобытно-общинный строй на территории Коми АССР // ЦГА Коми АССР. Ф. 1346, д. 1., ед. хр. 1. Характерно, что подобное название носит глава из "Истории Коми АССР", подготовленная В.А. Стоколосом и Э.А. Савельевой, в которой просто описываются археологические материалы, частично вообще не имеющие отношения ни к истории, ни к этногенезу коми народа.

8.     Программы по изучению Коми края. Усть-Сысольск, 1924.

9.     Сидоров А.С. Знахарство, колдовство и порча у народов коми. Л., 1928.

10.    Ильина И.В. Обычаи и обряды, связанные с рождением и охраной здоровья ребенка у коми // Традиции и новации в народной культуре коми. Тр. ИЯЛИ КФ АН СССР, 1983. Вып. 28. С. 14-24; Конаков Н.Д. Коми охотники и рыболовы во второй пол. ХIХ - нач. ХХ вв. М.,1983 и др. работы по этнографии коми народа.

11.    Сидоров А.С. Идеология древнего населения Коми края // Этнография и фольклор коми. Тр. ИЯЛИ КФ АН СССР, 1972. Вып. 13. С. 10-23.

12.    Плесовский Ф.В. Космогонические мифы коми и удмуртов // Этнография и фольклор коми. Тр. ИЯЛИ КФ АН СССР, 1972. Вып. 13. С. 44-45.

13.    Плесовский Ф.В. Свадьба народа коми. Сыктывкар, 1968; Терюков А.И. Погребальный обряд вымских и вишерских коми // Традиции и новации в народной культуре коми. Тр. ИЯЛИ КФ АН СССР, 1983. Вып. 28.

14.    Семенов В.А. Методические указания к практическим занятиям по курсу "Этнография коми (зырян)" по теме "Семейная обрядность" (опросник). Сыктывкар: Сыктывкарский ун-т, 1987; Несанелис Д.А., Семенов В.А. Духовная культура, раздел "Игры и гадания" // Методические указания к самостоятельной работе студентов по курсу "Этнография коми" (опросник). Сыктывкар: Сыктывкарский ун-т, 1988; МаксимоваЛ.А., Рощевская Л.П., Семенов В.А. Этгография. Историческое краеведение // Методические указания и анкеты для сбора сведений по истории сельских поселений Коми АССР. Сыктывкар: Сыктывкарский ун-т, 1991.

15.    Смирнов В. Народные похороны и причитания в Костромском крае // Второй этнографический сборник. Тр. Костромского научного общества по изучению местного края. Кострома, 1920. Вып. ХIV; Полесский этнолингвистический сборник (под ред.Толстого Н.И. и др.). М., 1983, а также этнографический материал, полученный предшествующими исследователями.

16.    Несанелис Д.А., Семенов В.А. Природное и культурное в ориентации сельских поселений конца ХIХ - нач. ХХ в. на Европейском Северо-Востоке // Человек и среда его обитания: Тезисы докладов. Л., 1989. С. 50-51; Несанелис Д.А. Раскачаем мы ходкую качель (традиционные формы досуга сельского населения Коми края). Сыктывкар, 1994; Семенов В.А. Традиционная духовная культура коми-зырян: ритуал и символ: Учеб. пособ. Сыктывкар: Сыктывкарский ун-т, 1991.

17.    Традиционная семейная обрядность народов Европейского севера: к реконструкции мифопоэтических представлений коми (зырян). СпбГУ, 1992.

18.    Зубова Л.В., Черепанова О.А., Петрова Л.Я., Ильина И.В. Программа-вопросник по сбору этнолингвистических сведений по теме "Духовная культура Русского Севера". Сыктывкар: Сыктывкарский ун-т, 1982.

19.    См., например, Черепанова О.А. Мифологическая лексика Русского Севера. Л., 1983.

20.    Шабаев Ю.П., Котов О.В., Рогачев М.Б. Опросный лист "Ваша семья". Сыктывкар,1989; Анкета по изучению проблем Среды обитания и традиций населения Припечорья. Сыктывкар: Сектор социологических исследований КНЦ УрО РАН, 1991; Этнографический вопросник по изучению культуры и быта народа коми. Сыктывкар, 1980 и др.

21.    Котов О.В., Рогачев М.Б., Шабаев Ю.П. Современные коми. Екатеринбург, 1996.

22.    Бромлей Ю.В. Очерки теории этноса. М.,1983.

23.    Рогачев М.Б., Шабаев Ю.П., Денисенко В.Н. Этнокультурные процессы у современного коми сельского населения. Сыктывкар, 1982. С. 36. (Серия препринтов "Научные доклады". КФ АН СССР. Вып. 80).