П О Л Е В Ы Е Ф И Н Н О - У Г О Р С К И Е И С С Л Е Д О В А Н И Я | ||||||||||
Создано при поддержке Финно-Угорского Общества Финляндии | Сайт размещен при поддержке компании ТелеРосс-Коми |
|||||||||
о проекте персоналии публикации архив опросники ссылки гранты | ||||||||||
|
Публикации :: Методика полевых исследований На(т)ивные авторы, читатели и (гипер)тексты.А.А. Сурво (Хельсинки), В.Э. Шарапов (Сыктывкар) In order to ask a question you must already know most of the answer. Robert Sheckley, "Ask a foolish question". [1] При обсуждении проблематики и методики полевых исследований, как правило, акцентируется внимание на предполагаемой достоверности и объективности архивных отчётов, терминологических дискуссиях и теоретизировании по поводу корректности взаимоотношений «исследователя» и «информанта». В то же время, широкий спектр контекстуальных и внеконтекстуальных взаимосвязей исследований (собственно научные тексты и их научно-популярные вариации), основанных на том или ином полевом материале, не говоря уже о текстах, представляющих собой новые уровни семиотизации и строящихся (преимущественно) на отсылках к другим научным работам, представлен в совершенно разнородных и, особенно, «забытых» текстах. Понятие «забытого» текста отсылает к работам Ю.М. Лотмана, посвященным рассмотрению структуры семиотического пространства[2]. Человек той или иной культуры реализует поведение, предписываемое определёнными нормами, и отклонение от нормы не имеет значения, нерелевантно, просто не существует, хотя практически имеет место в данной культуре. Созданная таким образом картина мира будет восприниматься как реальность и современниками, и последующими поколениями, формирующими свои представления о прошлом на основе подобных текстов. Когда целые пласты маргинальных, с точки зрения данной метаструктуры, явлений культуры вообще никак не соотносятся с идеализованным ее портретом, они объявляются «несуществующими». Если же исследователь пытается разобраться в прошлом, не принимая на веру сложившиеся стереотипы, то он сталкивается с «забытыми» текстами. Поэтому, начиная с работ культурно-исторической школы, любимым жанром многих исследователей являются статьи под заглавиями «Неизвестный поэт XII века» или «Об еще одном забытом литераторе эпохи Просвещения» и пр. Иначе говоря, на метауровне культуры происходит семиотическая унификация, а на уровне описываемой семиотической «реальности» кипит разнообразие тенденций[3]. Наименее известные и ранее не востребованные тексты (это, прежде всего, опубликованные и неопубликованные полевые записи), имеют особую онтологическую ценность в понимании характера взаимосвязей между «субъектами» и «объектами» полевых изысканий. Применительно к рассматриваемой теме представляется плодотворным анализ «забытых» текстов как области пересечения языковых пространств[4] и как одновременно «примарные» и «секундарные» речевые жанры, если следовать классификации М.М. Бахтина[5]. Полевые записи относятся к «секундарным» речевым жанрам, будучи вторичными по отношению к языковой действительности «поля», но они же первичны по отношению к более структурированным научным текстам, для которых становятся базовой реальностью. Периферия «забытых» текстов служит адаптивной средой, способствующей взаимному пересечению плана выражения и плана содержания (в том числе) культорологических текстов, что условно можно определить как «чисто теоретический» и «чисто описательный» («мир знаков» и «мир фактов» [6]). Аналогичные дефиниции присутствуют в работах других исследователей, обращающих внимание на взаимодействие «фактической» действительности с «символической»: противопоставление «символа» и «знака» в тексте Э. Лича[7], соотношение «ритуала» и «события» у А.К. Байбурина[8], «мышления» и «понимания» у А.Ф. Лосева[9], классификация форм критики на «университетскую» и «интерпретативную» у Р. Барта[10], выделение практического и символического значений религиозных обрядов в исследовании Э.Б. Тайлора «Миф и обряд в первобытной культуре»[11], понимание «истории» как «res gestae» и «historia rerum gestarum» Б.А. Успенским[12] и т.п. Осмысление причин фиксирования именно тех или иных фрагментов «поля» в письменном виде и иконических образах даёт возможность понимания внутренней логики научной мифологии, способствующей формированию научной идентичности исследователей и обретению ими связи с историей той или иной дисциплины. В этом контексте тема «поля» имеет доминантную и константную значимость, усиливающуюся в маргинальных ситуациях (дез)актуализации теоретической базы изучения т.н. народной культуры, что может сопровождаться и по-своему провоцироваться, например, сменой исследовательских поколений: уходящее поколение представляет собой тех, кто «был в поле», а возможности новичков вкусить прелести полевого путешествия не очевидны - с разными вариациями, когда «поле» замещается «архивом», исследовательской «школой» и т.п. Мифология «центров» и «периферий» Изменения, происходящие в российском народоведении в последние полтора десятилетия, во многом обусловили активизацию «региональных» подходов в изучении культур и историй финно-угров России и актуализацию «культурных диалектов»[13] современных этнических традиций. В региональных академических научных центрах нередко создается «своя» национальная историография, подчас ориентированная не столько на обсуждение проблематики и методологии фольклорно-этнографических исследований, сколько на номинирование новых национальных научных школ и создание региональной истории[14]. Причины этих процессов очевидны - суверенизация финно-угорских республик нуждается в красиво изданной Новой Региональной Истории и Мифологии. Для закрепления современных мифов региональные власти не жалеют средств[15]. Обобщение практического и теоретического опыта различных региональных научных центров осуществляется в рамках межрегиональных исследовательских проектов, в частности, по истории и методологии полевых фольклорно-этнографических исследований финно-угорских народов России (см., напр.: проект «Полевой семинар» факультета этнологии Европейского университета в Санкт-Петербурге[16]; интернет-проект «Этнография народов России» кафедры этнологии С.-Петербургского университета, на сетевых страницах которой регулярно публикуются материалы по проблемам полевых этнографических исследований, в том числе, финно-угорских народов Северо-Запада России[17]). Обзоры музейных коллекций по этнографии финно-угорских народов России широко представлены на сайте Российского Этнографического музея[18]. Создатели этнографической базы данных предоставляют пользователю несколько вариантов получения информации: обзорная визуальная презентация коллекций, ориентированная на неспециалистов, и более точный поиск по различным критериям (по наименованию, по дате, по региону)[19]. Этнографическая база данных является динамической системой, постоянно дополняемой и корректируемой сотрудниками РЭМ. Ресурсы подобных проектов востребованы специалистами из разных регионов, поскольку дают возможность ознакомиться с систематизированными фондами по этнографии финно-угорских народов. В 2004 г. на IV Всемирном конгрессе финно-угров в Таллине был предложен проект создания свода культурного наследия финно-угорских народов России[20]. По словам председателя Консультативного комитета финно-угорских народов Валерия Маркова, этот свод будет представлять собой электронный архив, в который войдут сведения о фондах краеведческих музеев, библиотек, результаты археологических, фольклорных и этнографических исследований[21]. Актуальность приобрело обсуждение структуры и содержания уже созданных и представленных в сети интернет электронных ресурсов, в частности, по этнографии финно-угорских народов России. Галина Можаева (заведующая кафедрой гуманитарных проблем информатики Томского государственного университета) справедливо отмечает в одном из интервью, что в настоящее время закономерно встает вопрос доверия к материалам, опубликованным в Интернете, поскольку большая часть сетевых публикаций, как правило, не подвергается внешней критике. Этот тезис - не негативное отношение к Интернету, а показатель того, что его необходимо изучать с целью воздействия на него, с целью формирования цивилизованного информационного сетевого пространства[22]. Любительские и персональные интернет-проекты, как правило, являются недолговечными и быстро попадают в разряд т.н. «мертвых» страниц, которые практически не обновляются и превращаются в «виртуальные памятники» индивидуальному творческому порыву. Пожалуй, редким исключением является «Независимый финно-угорский портал»[23], поддерживаемый небольшим коллективом энтузиастов уже в течение нескольких лет и обновляемый практически ежедневно (новости финно-угорского мира, дайджест СМИ, справочные материалы по финно-угорским народам, электронная полнотекстовая библиотека по культуре финно-угорских народов). К категории «мертвых» интернет-ресурсов можно отнести и предельно лапидарные фольклорно-этнографические материалы, размещенные на российских сайтах региональных финно-угорских информационных агентств (см., например: сайт «Информационный центр финно-угорских народов»[24], а так же сайты некоторых краеведческих музеев; см., напр.: сайт «Аборигены Сибири»[25]). Материалы представленные на подобных сайтах даже не авторизированны и, вероятно, по замыслу создателей, ориентированы на аудиторию, которая вообще не имеет никакого представления о культуре финно-угорских народов. В интернете легко тиражируются именно такие «безликие» проекты, «этнографические консервы»[26] - предельно упрощенные краткие изложения о культуре различных народов[27], тиражируемые в различных популярных, а порой и академических изданиях. Произвольная замена наименования тех или иных народов в подобных интернет-ресурсах принципиально не меняла бы содержания текстов. Создается иллюзия полной идентичности культуры финно-угорских народов, т.е. объективно подчеркивается «присутствие полного отсутствия» современных этнических культур[28]. Не только на порталах информационных финно-угорских агентств, но и на некоторых университетских и музейных сайтах представлены подобные «этнографические» тексты, выполняющие скорее декоративную функцию, чем информационную[29]. Согласно регулярно публикуемым рейтингам, наиболее востребованными у российских пользователей сети интернет являются полнотекстовые электронные библиотеки. Самые обширные фонды оцифрованной литературы по этнографии финно-угорской размещены в открытом доступе на серверах Информационного центра Института археологии и этнографии Сибирского Отделения РАН (г. Новосибирск)[30] и Краеведческой полнотекстовой библиотеки г. Нижневартовска[31]. В новосибирской электронной библиотеке широко представлены современные научные исследования по этнографии и фольклору финно-угров. В нижневартовской коллекции помимо современных публикаций размещены оцифрованные версии краеведческой литературы, редких переводных изданий, которые давно уже стали библиографической редкостью. Судя по информации размещенной в сети Интернет, над аналогичными проектами по оцифровыванию редких краеведческих изданий ведутся работы в Национальной библиотеке Республики Карелия[32] и в Петрозаводском государственном университете[33]). Информационным центром финно-угорских народов (г. Сыктывкар) с 2002 г. осуществляется сетевой проект по созданию полнотекстовой электронной библиотеки[34]. Проект поддерживается Обществом имени М.А. Кастрена (Финляндия). На сайте библиотеки представлены не только редкие издания по этнографии и фольклору финно-угорских народов России, но и литература на марийском, удмуртском, эрзянском, мокшанском, коми и коми-пермяцком языках. Проект направлен на популяризацию языков финно-угорских народов, многие из которых стали языками национальных меньшинств. Издания на языках коренных народов, выпускаются сегодня небольшими тиражами и зачастую лишь в регионе компактного проживания нации. По мнению авторов проекта, сеть интернет дает уникальную возможность представителям финно-угорских народов получать информацию на родном языке из любой точки мира. На академических и библиотечных серверах размещены не только архивы монографий и статей по этнографии финно-угров, но и гипертекстовые энциклопедии и словари, которые созданы на основе ранее опубликованных печатных изданий. Так, например, на различных академических и образовательных серверах (в Сыктывкаре, Новосибирске, Ханты-Мансийске) размещены гипертекстовые энциклопедии, созданные по результатам международного издательского проекта «Уральская мифология». Это систематизированный комплекс текстовых и графических исследовательских и архивных материалов по мифологии, фольклору и этнографии коми, коми-пермяков[35] и обских угров[36]. В ряде случаев, исследовательские интернет-проекты предваряют собой, как бы моделируют, печатные варианты изданий - как, например, сайт по мифологии марийцев[37]. В обзоре этнографических интернет ресурсов, подготовленным Р. Козловым, отмечается, что в настоящее время у пользователей особенно популярной является именно система гипертекстовых баз данных по культуре различных этносов. Такие ресурсы включают текстовые блоки по культуре народа, библиографию, ссылки на музейные коллекции и оборудованы системой поиска по ключевым словам[38]. Над созданием подобной фольклорно-этнографической базы данных по народам Европейского Северо-Востока России с 1999 года работают сотрудники отдела этнографии ИЯЛИ КНЦ УрО РАН (руководитель проекта Н.Д. Конаков). В гипертекстовой энциклопедии[39] представлен опыт электронной презентации систематизированных материалов по этнической истории и традиционной культуре коми-зырян, коми-пермяков, а так же ненцев и северных русских (старообрядческое население Усть-Цилемского района Республики Коми). Значительное внимание уделено истории изучения традиционной культуры и народного мировоззрения, дана критическая оценка различных источников по фольклорной и этнологической проблематике. О положительных результатах проекта можно судить по регулярной статистике посещений сайта - ежедневно к ресурсам интернет-энциклопедии обращается до 200 зарубежных и отечественных пользователей сети. Представленные в электронной энциклопедии материалы рассматриваются в контексте академических тем «Эволюция и взаимодействие культур народов европейского северо-востока России» и «Духовная культура и традиционное мировоззрение народов европейского Северо-востока России». Структура и поисковые системы энциклопедий ориентированы на классические для этнографии и фольклористики подходы в типологии и классификации различных текстов традиционной культуры. В организации информационных ресурсов рассматриваемой энциклопедии приоритетной была обозначена проблема объективирования связей между различными текстами этнической культуры, в том числе, выявления взаимосвязей между различными аспектами традиционной и современной этнической культуры. Некоторые материалы по этнологическому мониторингу финно-угорских регионов современной России представлены в электронном архиве, размещенном на сайте ИЭА РАН (цикл публикаций из серии «Исследования по прикладной и неотложной этнологии»[40]), а так же на сайте международного исследовательского проекта «Идентичность и этничность диаспорных общин: опыт изучения восточных марийцев»[41]. Немало исследований по этнографии финно-угров России представлены на образовательных интернет-порталах: на сайте «Фольклор и постфольклор: структура, типология, семиотика» Центра типологии и семиотики РГГУ[42] и на сайте кафедры этнографии и музееведения Омского государственного университета[43]. Исследовательские материалы по традиционной и современной этнографии финно-угорских народов также регулярно публикуются в онлайн-журналах «Сибирский этнографический вестник»[44] и «Сибирская заимка»[45], где представлены публикации по археологии, истории и этнографии Сибири. В 2003 гг. Финно-Угорское Общество Финляндии поддержало осуществление международного интернет-проекта, посвященного истории и современности полевых исследований финно-угорских народов России. В настоящее время на сайте «Полевые исследования»[46] представлен цикл статей историографического характера о полевой работе российских и зарубежных ученых финно-угроведов, отчеты об экспедициях и некоторые неопубликованные материалы, хранящиеся в центральных и региональных архивах научно-исследовательских учреждений и музеев России и зарубежья. Текстовые и графические ресурсы могут структурироваться непосредственными посетителями сайта по авторам материалов, по регионам, по темам исследования, либо по нескольким выбранным критериям одновременно. В перспективе предполагается дополнить цикл историографических очерков и биографических сведений о российских и зарубежных исследователях традиционной культуры финно-угорских народов России, а так же расширить раздел современных аудио-видео полевых материалов. В подготовке материалов для электронной публикации приняли участие сотрудники научно-исследовательских учреждений России (гг. Ижевск, Кудымкар, Москва, Новосибирск, С.-Петербург, Пермь, Петрозаводск, Сыктывкар), Финляндии (Хельсинки, Йоэнсуу), Эстонии (Тарту) и Японии (Токио). В ходе осуществления проекта в 2004 г. подготовлен к печати межрегиональный сборник научный статей по истории изучения этнографии коми в XIX-XX вв. Подготовительные материалы межрегионального сборника были размещены для ознакомления в сети интернет. Довольно продолжительное обсуждение целесообразности публикации упомянутого сборника в ИЯЛИ КНЦ УрО РАН свидетельствует об актуальности и продуктивности проведения дискуссий по методологии и методике современных фольклорно-этнографических исследований в финно-угорских регионах России[47]. В 2004 году грантом Президента Российской Федерации поддержано осуществление проекта на создание электронной энциклопедии «Налимовские чтения», посвященной творческому наследию коми этнографа В.П. Налимова (1879-1939). В энциклопедии будут представлены биографические и историографические исследования, посвященные ученому, полнотекстовая электронная библиотека опубликованных им работ, а так же малоизвестные фрагменты неопубликованных рукописей исследователя по культуре финно-угорских народов (из фондов отдела этнографии ИЯЛИ КНЦ УрО РАН и Архива Финно-Угорского Общества Финляндии). В рамках осуществления проекта планируется проведение III Налимовских Чтений (Сыктывкар, 2006 г.), а так же подготовка к изданию первого сборника научных трудов В.П. Налимова. В предполагаемом издании будет представлен цикл статей о жизни и творчестве исследователя, а так же переписка В.П. Налимова с российскими и зарубежными коллегами финно-угроведами, отзывы на прижизненные научные публикации исследователя (в частности, ранее не опубликованная рецензии академика Д.К. Зеленина на работы В.П. Налимова). Значительное внимание будет уделено рассмотрению проблематики и методики полевых исследований, предлагаемой в трудах В.П. Налимова в 1920-1930 г.г. Ресурсы электронной энциклопедии в 2006 г. будут размещены для свободного доступа в сети интернет[48]. Этот и ряд других выше упомянутых проектов представляют собой логическое продолжение работ по созданию научно-популярной электронной энциклопедии «Традиционная культура народов Европейского Северо-Востока России»[49] (руководитель проекта - Н.Д. Конаков). Предлагаемые проекты ориентированы на создание не статических описательных моделей, а на разработку динамической гипертекстовой базы данных, которая может постоянно дополняться, корректироваться и изменяться по структуре. Как известно, использование гипертекстовых и гипермедийных технологий позволяет удачно сочетать хронологический, географический и тематический подходы, т.е. свободно ориентироваться в выборе соответствующих информационных блоков (текстовых, графических, аудио, видео). Электронные проекты представляют собой «информационную пирамиду», на вершине которой сосредоточены образовательные ресурсы, ориентированные, прежде всего, на широкую аудиторию. Основу же «пирамиды» составляет обширный свод систематизированных архивных, музейных фондов и результатов научных исследований. Комплекс фольклорно-этнографических электронных ресурсов может быть с успехом использован для презентации и популяризации результатов научных исследований, а также позволяет конструировать определенный исследовательский метод в изучении культуры финно-угорских народов России. Китайская энциклопедия В «Китайской энциклопедии» Х.Л. Борхеса перечисленные явления «размещены» в настолько различных смысловых плоскостях, что, как отмечает М. Фуко, невозможно найти «общее место», область их пересечения[50]. Областью пересечения между формой классификации и её содержанием, намекающей на смысл абсурдного соседства неисчислимых животных, животных, нарисованных очень тонкой кисточкой из верблюжьей шерсти, животных, только что разбивших кувшин, и т.д., является сама «энциклопедия». Борхесовская классификация - аллюзия структурообразующих «цивилизованных» текстов. «Общее место», «операционный стол», изъятие которого искусно замаскировано стремлением к упорядочиванию фактов, в стремлении к объединению в некую целостность, в единую систему совершенно разнородных явлений в виде энциклопедий, классификаций, типологических рядов, научных серий, сетевых ресурсов и пр. «энциклопедий». Для того чтобы увидеть название книги, надо её закрыть. Для пишущей культуры «энциклопедические» тексты самоценность (по крайней мере, на протяжении некоторого периода, до смены научной парадигмы), с чем связано отсутствие внутрикультурной рефлексии по поводу их амбивалетной центральности/периферийности и включённости во взаимоотношения между магическим и цивилизирующим восприятиями действительности[51]. В рутинизированной магии наиболее высоких симуляционных уровней[52], представленных базовыми текстами пишущей культуры, - попытки преодоления дискретного описания и восприятия действительности («абстрактные экзерсисы энциклопедистов»[53]), копирующие магический холизм. Природа этих текстов неоднозначна, наряду с рациональным, они также имеют религиозно-магический характер[54]. Появление энциклопедий и пр. «обзорных трудов» свидетельствует о двойственном процессе экспансии магии в цивилизацию и упорядочивания этой экспансии, подавления её новым витком цивилизирующего строительства[55]. Ю.М. Лотман пишет: «Исследователь культуры. XX в. с любопытством наблюдает, как в эпоху, когда географический резерв земных территорий был исчерпан, внекультурное пространство было сконструировано в подсознании индивида, что представляло собой часть общего поиска хаоса внутри культуры. Одновременно от марсиан Герберта Уэллса до современных «космических одиссей» протягивается возобновленный цикл — враждебный античеловеческий мир переносится в космос по всем законам мифологических представлений»[56]. С открытием всех возможных новых территорий осталась привычка выдумывания «полей», на которых можно ставить постмодернистские опыты или просто продолжать применять лекала модерна, делая вид, что действительность, в которой пребывают сами субъекты изучения, можно оставить вне экспедиции или за порогом архива[57]. Конечно же, есть ещё множество «неизвестных» текстов, которые будут найдены, записаны и выложены в сети, однако дело по большому счёту в инерционном использовании теорий и методов, утративших актуальность и применяющихся в безопасных для интерпретаторов зонах отсутствия обратной связи с объектами изучения - такими же безответными, безликими, не имеющими коллективной «самости» (или не способными о ней заявить, кроме как через исследователя), не имеющими возможности и потребности в критике текстов о себе, как некогда «носители фольклора», напротив, сегодня обретшие и востребовавшие эту возможность[58]. Определение этничности, религиозности, инаковости и т.п. нематериальных «объектов» изучения происходит сегодня нередко за пределами собственно научного сообщества, в более модных дискурсах. Научный дискурс уже/ещё не всегда имеет привычные идеологические установки, ранее позволявшие авторам текстов подтверждать мифологемы и идеологемы своих языковых пространств или же ставить их под сомнение, чем оправдывается (вос)производство текстов т.н. пишущей культуры.[59] Познавательная ценность научно-популярных сентенций не в фактическом материале, но в его интерпретационном, знаковом аспекте, когда пробел, возникающий между фактологическим минимумом, которым владеют интерпретаторы, и предлагаемыми ими обобщениями заполняется фольклорно-этнографической экзотикой. В метаязыковом смысле речь идёт о базовых аспектах взаимоотношений «центров» и «периферий», рефлексия чего усложняется уже тем, что на роль семиотических «центров» в финноугорском пространстве, наряду с Финляндией, сегодня претендуют те же Эстония и Венгрия. Переиздание научных трудов, давно ставших классикой и потому уже редко востребованных, рукописей, не принявших участия в формировании этой классики, и ранее «несуществовавших» архивных материалов не столько диахронная «точкая зрения» на прошлое, сколько пребывание «во/вне» - в области пересечения модерна и премодерна. Само обращение к «забытым» текстам можно рассматривать и как средство оправдания модерна, и как попытку преодоления линейности модерна цикличностью научной риторики[60]. «Новые» авторы «забытых» текстов (их переиздатели, интерпретаторы), «идя по нитке событий с конца к началу»[61], возвращаются в «начало» модерна. С виртуализацией «полей» деление на цивилизованный и дикарский миры происходит в текстовом и сетевом пространствах, и соответственным образом расставляются точки над «i», когда интерпретаторы определяют конструируемые ими объекты изучения как «наивных читателей», «наивное письмо», «наивный текст», полемизируют с объектами изучения, даже претендуют на роль проповедников и интерпретаторов религиозных текстов, которые «наивные читатели», естественно, понимают неправильно, тексты, согласно прежней парадигме считавшиеся «научными», теперь объявляются «произведениями» и т.п.[62] Native заменяется на naive, что если не основной, то, по крайней мере, один из наиболее существенных признаков возврата к «началу» модерна (к премодерну?). Процесс настолько многогранен, что замена native на naive может иметь и нерефлексируемый, и нарочитый, и амбивалентный характер[63]. Смысл воспроизводства научных текстов в их внеконтекстуальных взаимосвязях, в том, какой метаязыковой смысл им придаётся составителями сборников, инициаторами сетевых ресурсов, собирателями «фактов-статей», читателями[64]. Интерпретация как «живая вода» сказок даёт смысл набору фактов, скреплённых «мертвой водой» коллекционирования. Деление печатных и, что особенно актуально, сетевых ресурсов, представляющих собой современную «китайскую энциклопедию», на «живые» и «мёртвые» всё же условно и, по сути, было бы крайне поверхностным. Согласно теории «семиотических шумов»[65], как раз отсутствующее, неявное в тексте представляет наибольший интерес, чрезвычайно информативно для интерпретатора, провоцируя его на поиск скрытых смыслов. Маргинальные тексты, будучи исключёнными из официальных дискурсов и уже/ещё не обусловленные «цивилизирующими» симуляциями, обладают особым интерпретационным потенциалом. Тексты формально выстраиваются в диахроническую иерархию, но в содержательном плане синхронно соприсутствуют в смысловых пространствах, подтверждая обоснованность общепринятых объяснительных моделей, частично противореча им или манифестируя альтернативные, отторгнутые, потенциальные интерпретации. В индоевропейских языках глагол «znati» указывает на некую трансцендентальную истинность, а «vedati» на знание очевидца[66]. «Произведения» манифестируют амбивалентность, (псевдо)фиктивность «несуществующего». Даже этимологически «произведение» (от vedati) соответствует периферийному значению «несуществующих» текстов в качестве источников фактов и свидетельств очевидцев, которые становятся объектами изучения для носителей «научного знания», претендующих на обладание истиной, правда, лишенной трансцендентного. Однако ситуация не столь однозначна. Экспансия магии присутствует и здесь, подчас, более чем явным образом, сближая «произведения» с «научными трудами»[67]. «Произведения» становятся «культурными диалектами», средствами самоописания научного дискурса. В русскоязычном резюме научного сборника статей «Карелия. История, народ, культура», изданном в 1998 году, стилистических, смысловых и грамматических ошибок не намного меньше, чем слов. Резюме начинается: «В начале произведения (т.е. «сборник научных статей открывает текст»)…». Издание (и серия, к которой оно принадлежит) имеет метаязыковое значение. Цель его в том, чтобы обобщить и структурировать для финляндской аудитории, а через резюме донести до зарубежных читателей весь комплекс финляндских представлений об «истории, народе и культуре (всё в ед. ч.) Карелии» и, особенно, проблему территорий, утраченных в результате Великой Отечественной войны. И вдруг такая оплошность. В переводческих курьёзах проговорен смысл научного труда. Ошибки – живой язык, «резерв неправильностей», также как и настоящее «начало произведения»[68]. Лаконичное вступление редакторов, на которое большинство читателей вряд ли обращает внимание, начинается словами: «В 1991 году вышел в свет труд «Ингрия. История, народ, культура», изданный Обществом Финской Литературы. Затем с тем же подзаголовком было издан сборник статей, посвящённый Эстонии. Теперь предлагаемая читателям книга дополняет своеобразную племенную трилогию»[69]. В начале произведения… Из дискретности, внешней симметрии научного дискурса прорывается ассиметрия «произведения», в подтексте - «племенная трилогия». Очередная (пост) модернистская симуляция или что-то иное? Вопрос открытый, проблема интерпретации. [2] Лотман Ю.М. Культура и взрыв. М.: Гнозис, 1992; Семиосфера. С.-Петербург: «Искусство—СПБ», 2000 и др. [3] Лотман Ю.М. Память в культурологическом освещении // Лотман Ю.М. Избранные статьи в трёх томах. Т. I: Статьи по семиотике и типологии культуры. Таллин: «Александра», 1992. Процесс «забывания» иллюстрируется судьбой собственно семиотических текстов: «Больше нечего добавлять, можно только повторять и множить. […] семиотика представленной программы несет печать явной усталости — в данном случае — усталости от содержания произведений М.М. Это содержание становится несущественным, повторяющим узор одного и того же приема. Очевидно, усталость наступает от ощущения исчерпанности внутренней формы произведения, ощущения, что все-уже-сказано и сказано слишком хорошо, чтобы нам тут что-либо оставалось делать. Остается посмотреть извне на «технологию ума», на то, как «может быть сделана и функционирует этико-рациональная позиция мышления». Это поиск того же самого всюду, — даже не поиск, а полагание и усмотрение. То же самое — это инсценировка одной и той же пьесы, и остается увидеть расстановку персонажей» // Калиниченко В. Уставшая семиотика или Позиция Чужого к текстам Мамардашвили (реплика на статью Сергея Агафонова “Позиция Чужого в текстах М. Мамардашвили) // Логос, 1999. №4. <http://www.ruthenia.ru/logos/number/1999_06/1999_6_15.htm>. [4] Лотман Ю.М. Культура и взрыв. М.: Гнозис, 1992, с. 7, 14. [5] Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М.: Искусство, 1979. [6] Лотман Ю.М. Семиосфера. С.-Петербург: «Искусство—СПБ», 2000, с. 401. [7] Лич Э. Культура и коммуникация. Логика взаимосвязи символов. К использованию структурного анализа в социальной антропологии. Пер. с англ. И.Ж. Кожановской. Послесловие В.Я. Чеснова «От коммуникации к культуре или Зачем сэру Эдмунду Личу нужно понять другого человека». М.: Издательская фирма «Восточная литература» РАН. (Этнографическая библиотека), 2001, с. 24. [8] Работа озаглавлена как «Ритуал: между биологическим и социальным» (в сб. статей «Фольклор и этнографическая действительность». СПб.: Наука, 1992); если использовать определение Э. Лича: «между биологическим и выражающим/выражаемым». [9] «Мышление и понимание — принципиально различные сферы сознания: Мышление есть как бы некий механизм, превращающий неоформленное сырье в данные технически оформленные вещи. Понимание же заново перекраивает и переделывает эти вещи, придавая им новый стиль и новое единство, какого там, в первоначальном их появлении, совсем не было: Понимание даже не есть процесс чисто интеллектуальный, каковым, несомненно, является мышление» // Лосев А.Ф. Структура и хаос. М., 1997, с. 48. [10] Барт Р. Две критики. Пер. С.Н. Зенкина // Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика. Пер. с фр. / Сост., общ. ред. и вступ. ст. Г. К. Косикова. М.: Прогресс, 1989. [11] Тайлор Э.Б. Миф и обряд в первобытной культуре. /Пер. с англ. Д.А. Коропчевского. Смоленск: Русич, 2000. [12] Б.А. Успенский отмечает, что термин «история» имеет, как минимум, два значения. Этим понятием может определяться и совокупность событий (res gestae), и своего рода нарративный текст, повествование о происшедшем (historia rerum gestarum) // Успенский Б.А. Избранные труды. Т. I: Семиотика истории. Семиотика культуры. М.: «Языки русской культуры», 1996, с. 10, 45, 46. [13] «... вся народная культура диалектна, ... все ее явления и формы функционируют в виде вариантов, территориальных и внутридиалектных вариантов с неравной степенью различия» // Толстой Н.И. Язык и народная культура: очерки по славянской мифологии и этнолингвистике. М., 1995, с. 20. Ср. культурно-семиотической концепцией, согласно которой актуализация «культурных диалектов» в текстообразовании семиотических «центров» суть самоописания, свидетельствующие о глубоком кризисе официальных культур, и является средством преодоления этого кризиса: «Необходимость этапа самоописания связана с угрозой излишнего разнообразия внутри семиосферы: система может потерять единство и определенность и «расползтись». Идет ли речь о лингвистических, политических или культурных аспектах, во всех случаях мы сталкиваемся со сходными механизмами: какой-то один участок семиосферы (как правило, входящий в ее ядерную структуру) в процессе самоописания — реального или идеального, это уже зависит от внутренней ориентации описания на настоящее или будущее — создает свою грамматику. Затем делаются попытки распространить эти нормы на всю семиосферу. Частичная грамматика одного культурного диалекта становится метаязыком описания культуры как таковой» // Лотман Ю.М. Семиосфера: Культура и взрыв. Внутри мыслящих миров. Статьи. Исследования. Заметки (1968—1992). СПб.: «Искусство—СПБ», 2000, с. 255. [14] Смотри об этом, в частности: Кириллов Н. О Пермской науке <http://www.mmf.spb.ru/90_other.files/other/perm_sciens.htm>; Напольских В.В. Мифотворчество в удмуртской национальной этнографии и фольклористике. <http://www.ruthenia.ru/folklore/vs_05_program_napolskih.htm>. [15] Так, например, в Республике Коми только в конце 1990-х годов вышла целая серия солидных энциклопедических изданий: Археология Республики Коми; Историко-культурный Атлас Республики, историко-культурная энциклопедия «Республика Коми»; Энциклопедия Коми Языка; Энциклопедия «Мифологии Коми». Примечательно, что научная значимость перечисленных изданий, нередко, мотивируется ссылками на место издания - как правило, это центральные московские издательства // Ковалев В.А. Политический миф в российском регионе <www.iber.rsuh.ru/Conf/Newrussia_polit/kovalev.htm> [19] <http://www.ethnos.nw.ru/cgi-bin/fu.exe> [20] В Росийских СМИ отмечается, что Россия выплатит существующий долг Финляндии электронными базами данных. В 2004 г. в столице Финляндии состоялось подписание контракта о поставке электронных баз данных российских периодических изданий библиотеке Хельсинкского университета. Стоимость данного контракта оценивается в $500 тыс. Как сообщили в торговом представительстве России в Финляндии, поставка осуществляется в рамках соглашения, заключенного в марте 2003 года между Россией и Финляндией о частичном урегулировании задолженностей бывшего СССР. Как отметил в ходе подписания документа председатель ФГУП ВО "Машиноэкспорт" Александр Порфиров, в частности, в счет погашения долгов СССР российская сторона осуществляет услуги по оцифровке редких литературных произведений для Библиотеки университета, а также поставляет более 4 млн. микрофильмов и печатных материалов, в том числе и на финно-угорских языках, из фондов Российской национальной библиотеки <http://www.allmedia.ru/newsitem.asp?id=685027> [21] <http://www.komiinform.ru/?id=30033>. [22] Галина Можаева: "Интернет будет вынужден адаптироваться к традиционной культуре" <www.russ.ru/netcult/20030302_mitrenina.html> [24] <http://www.finugor.ru/info/narod/> [25] <http://nrsm.nsc.ru/aborigen/ugry/ugry.htm> [26] Лич Э. Культура и коммуникация.М.,2001, с.8. [27] Интересно, что первые опыты предельно краткого, формализованного изложения данных о культуре финно-угорских народов России были представлены в ранних работах крупнейшего исследователя в области семиотики - Т.А. Себеока: Sebeok T.A. The Mari Region, USSR (Area and Ethnic Analyses). Publication G-109. Air University, Alabama: Arctic, Desert, Tropic Information Center, Research Studies Institute. 1959. [28] «При знакомстве с материалами Финно-угорских конгрессов, складывается впечатление, что все российские финно-угры по культуре, социальному и политическому положению «равны как гвозди»» // Из выступления С.А. Хрущева на Круглом столе «Особенности реализации прав национальных меньшинств на сохранение национальной идентичности в местах межэтнических контактов финно-угорских народов» на конференции «Финно-угорский мир в контексте диалога культур России и Европы», С-Петербург, 27 – 28 июня 2005 года. [29] См., в частности: <http://www.indigenous.ru/russian/nar.htm>; <http://www.admoil.ru/History_koren_naselenie.HTM>. [30] <http://www.sati.archaeology.nsc.ru/library/> [31] В 2004 году Сайт МУ "БИС" <http://www.mubis.ru/nativeland/base> занял третье место во Всероссийском конкурсе сайтов муниципальных библиотек. [33] См. об этом: Красильщикова В.М. О создании электронных ресурсов в российских библиотеках // <http://confifap.cpic.ru/upload/spb2004/reports/doklad_264.doc> [35] <http://www.komi.com/folk/myth/index.htm> [36] <http://www.sati.archaeology.nsc.ru//ugry>; <http://www.eduhmao.ru/portal/dt?TezId=THEZAURUS> [37] <http://gov.mari.ru/gsdl/cgi/library> [38] <www.narodru.ru/articles911.html> [39] <http://www.komi.com/folk> [40] Cмотри в частности: <http://old.iea.ras.ru/Russian/publications/applied/67.html> [41] Авторы проекта <http://www.rusin.fi/eastmari/home.htm> финляндский ученый Сеппо Лаллука и канадец Пол Фрайер изучали марийские села в Татарии, Башкирии, Свердловской области и др. регионах). [44] <http://www.sati.archaeology.nsc.ru/Home/pub/index.html> [45]<http://www.zaimka.ru>. Показателен критерий, выдвигаемый редакцией «СЗ»: работа должна быть выполнена профессиональным исследователем, а то, к какой научной школе он себя причисляет и какой методологии придерживается не играет особой роли. [46] <http://www.komi.com/pole> [47] Примечательно, что в региональных исследовательских центрах, в частности в ИЯЛИ КНЦ УрО РАН, предпочтение отдается "прикладным" направлениям исследований, в частности, публикации т.н. "новых" полевых материалов по традиционной культуре коми. Вместе с тем, практически игнорируется методологическая и историографическая проблематика исследований. При этом основная цель современных фольклорных и этнографических исследований определяется преимущественно как "фиксация и публикация" т.н. новых полевых материалов. [48] Предполагаемый адрес: <http://www.nalimov.komi.com> [50] Фуко М. Слова и вещи. Археология гуманитарных наук. Пер. с фр. В.П. Визгина, Н.С. Автономовой. Вступ. статья Н.С. Автономовой, СПб.: A-cad, 1994, с. 29. [51] А.А. Пелипенко и И.Г. Яковенко рассматривают магию и цивилизацию в качестве альтернативных стратегий человеческого бытия, причём ни та, ни другая не проявляются в чистом виде. Магия манифестирует синкретичность культуры и стремление человека минимизировать количество знаковых форм. Цивилизирующее влияние, напротив, рационализирует действительность дисретным образом, и непосредственное, магическое, восприятие мира сменяется преобладанием цивилизующих форм, рутинизированной магией (религия, искусство, наука, философия и т.п.). Таким образом, магия оказывается отторгнутой на периферию культуры, но кризис цивилизации освобождает место для экспансии магии // Пелипенко А.А., Яковенко И.Г. Культура как система. М.: Языки русской культуры, 1998, с. 267-271. [52] Baudrillard J. Simulacres et simulations. P.: Éditions Galilée, 1981, p. 10-17. [53] Эвола Ю. «Рабочий» в творчестве Эрнста Юнгера / Пер. с итал. В.В. Ванюшкиной. СПб.: Наука, 2005, с.19; «Следы упорного труда, особенно в ночные часы, заметно отпечатались на их лицах. Необычайное расширение мирового пространства увеличивало поле их деятельности, требовавшее научной организации и обозримости. Справиться со всем этим было бы невозможно, если бы не удалось упростить гениальнейшим образом методику и практику использования достигнутых научных результатов. Энциклопедическая классификация стала всеобъемлющей и охватывала даже мелочи. Новое мышление, наметившееся уже к началу двадцатого века, характеризовалось практической взаимосвязью рационального с абстрактным. К этому добавлялось то, что регистрация и статистика данных обеспечивались в высшей степени думающими машинами. В подземных библиотеках и архивах, где хранились картотеки, осуществлялся кропотливейший титанический труд. Однако существовали довольно темные инстанции, вроде Координатного ведомства, определявшего в системе координат местонахождение любой точки, любого предмета на земном шаре. […] В ведомство непрерывно поступали отовсюду разные сведения и, логически препарированные, оседали в его картотеках. С ростом архива росла и власть. План зиждился, как и все прикидки мавретанцев, на совершенно примитивной идее, рассчитанной на то, что они лучше других знают правила игры. В принципе это был триумф аналитической геометрии. Они знали, чем определяется власть в пространстве, лишенном качественной характеристики и поддающемся учету в системе координат. Они знали, что индексирование черепов таит в себе опасность, и держали эти данные про запас. У них было оружие против любой теории, и они знали, что там, где все дозволено, можно все и доказать. Но право выбора действия они оставляли за собой. У себя в ведомстве они протежировали подобию гелотов - бессловесным рабам, любившим порыться в пыльных папках, поощряли и женские кадры, не проявлявшие особой инициативы, зато обладавшие большой интуицией» // Юнгер Э. Гелиополь. Ретроспектива города / Перевод с немецкого Г. М. Косарик. С. 44-45. [54] М. Фуко делает (не)двусмысленную оговорку насчёт борхесовской «энциклопедии»: «перечисление <…> обладает магической силой» // Фуко М. Слова и вещи. Археология гуманитарных наук. Пер. с фр. В.П. Визгина, Н.С. Автономовой. Вступ. статья Н.С. Автономовой, СПб.: A-cad, 1994, с. 28. [55] На научном жаргоне массивные «эпохальные» труды по-русски называются «кирпичами». [56] Лотман Ю.М. Вместо предисловия // Лотман Ю.М. Избранные статьи в трех томах. Т. I. Статьи по семиотике и топологии культуры. Таллин: Издательство «Александра», 1992, с. 10. [57] «Каждому исследователю-полевику знакома ситуация, когда в его неторопливую беседу с информантом «о старинной жизни» неожиданно вторгается жизнь настоящая, заставляя информанта включаться в нее и безнадежно отрывая его от беседы. Cам исследователь обладает гораздо меньшей способностью (да и желанием) «включиться» в происходящее событие, разве что увидит в нем какие-либо элементы ритуального или игрового поведения (а это часто зависит не столько от события, сколько от искушенности исследователя). Чем более «бытовым», повседневным покажется событие исследователю, тем меньше шансов, что оно вызовет его интерес» // Христофорова О. Интепретация социального дискурса: от «социальной механики» к «культурной семантике» // Конференция «Исследования по народной религиозности: современное состояние и перспективы развития», <http://www.eu.spb.ru/ethno/science/conf2002.htm>. [58] «До наших исследований к теме верований народа манси обращались неоднократно, однако это были представители некоренных народов, а люди иной, отдаленной культуры. Им не удалось глубоко вникнуть в стройную систему верований народов манси и ханты. Они наших духов-предков в своих работах просто-напросто называют «идолами» или, усиливая краски, - «бездушными болванами». Весьма вероятно, они не разобрались в существе нашей веры и отнеслись непочтительно к ней. Они не усвоили того, что мы поклоняемся нашим выдающимся предкам, которые заслужили низкий поклон за выдающиеся дела при жизни. За что и были одухотворены своими потомками после смерти» // Ромбандеева Е.И. Душа и звезды. «История народа манси (вогулов) и его духовная культура. Сургут: «Северный дом», 1993, с. 9. «… в XIX в. [финляндские] этнографы говорили о карелах как о «детях», детях природы, менее цивилизованных, чем финны, сентиментальных и неспособных к логическому мышлению. Почти то же говорили о карелах и русские.[…] Местные музеи с точки зрения проблематики «своего» и «чужого» являются более интересными, чем государственные этнографические музеи, в которых всегда представлено официальное понимание истории. В таких местных музеях наглядно отражается напряжение между «своим» и «чужим». Вне зависимости от эпохи некоторые черты приобретают отпечаток «своего», их принимают частично как свое прошлое, частично как свою этнически-национальную (или государственную) общую картину. Другие черты обходят молчанием, и они предаются забвению, что также являлось одним из средств упрочения власти. Работа любителей-этнографов крайне важна. Я также убедилась в том, что этнография как наука может приносить пользу их работе, ибо благодаря ей достигается многоголосие, многомерность понимания этнической идентичности. Нужно пересмотреть принципиальные установки этнографической теории и методологии, гарантируя право заниматься собирательской и исследовательской деятельностью не только академическим ученым, но и любителям, как «своим», так и «чужим»» // Хейккинен К. Как этнографическая активность творит «своих» и «чужих» // «Свое» и «чужое» в культуре: Сборник научных статей / Отв. ред. В. М. Пивоев; ПетрГУ. Вып. 2. Петрозаводск, 2001, с.122-128. «Приступая к анализу приведенных понятий, отметим, что адекватное отражение сущности терминов, связанных с жизненными силами человека (так называемыми душами), через посредство иного метаязыка -- чрезвычайно сложная задача. Видимо, поэтому давно дискутируется, но все еще остается открытым вопрос о количестве и функциях «душ» у обских угров, а также о понятии «душа»» // Молданова Т.А. Архетипы в мире сновидений хантов. - Томск, 2001, с. 19-20. «Представители коренных групп могут требовать себе право сами написать описания и составить анализ своей культуры, опровергая инокультурных ученых и отталкивая их на познавательном уровне на второй план. Но и ученые сами стали осознать непривилегированность чистых научных знаний в отношении подхода коренных жителей к культуре. На этнографическую науку не смотрят как форум эпистемологической правды, которая возвысится над жизнью, а как на дискурс» // Леетэ А. Об источниках традиционных знании // Семиозис и культура. Сборник научных статей. Сыктывкар, 2005, с. 204. [59] Ж. Бодрийяр, говоря об иллюзии производства, особо оговаривает роль гуманитарных наук в воспроизводстве симулякров современной культуры: «Первой ударной волной этого перехода от производства к чистому воспроизводству оказался май 1968 года. Первым оказался затронут университет, и прежде всего гуманитарные факультеты, потому что там стало особенно очевидно (даже и без ясного «политического» сознания), что там ничего больше не производят, а только лишь воспроизводят (преподавателей, знания и культуру, каковые сами становятся факторами воспроизводства системы в целом)» // Бодрийяр Ж. Символический обмен и смерть. М.: «Добросвет», 2000, с. 86. [60] «Единственное средство искупить грех письма – уничтожить написанное. Но сделать это может только автор; хотя разрушение оставляет нетронутым самое главное, я могу так плотно связать отрицание с утверждением, что перо моё будет стирать по мере своего продвижения вперёд. В этом случае оно будет действовать, одним словом, так же, как обычно действует «время», которое от своих умножающихся построек оставляет лишь следы смерти. Я полагаю, в этом и заключается тайна литературы, и книга может быть прекрасна, только если её искусно украшает безразличие руин. В противном случае пришлось бы возопить до того громко, что никто не вообразит себе, чтобы мог выжить столь наивно надрывающий горло» // Батай Ж. Ненависть к поэзии: Романы и повести / Пер. с фр. И. Кабутенко, Е. Гальцовой. Сост. С. Зенкина. М.: «Ладомир», 1999, с. 388-389. [61] «Идя по нитке событий с конца к началу, наконец, удалось добраться до того истока, от которого пошли все события» // Булгаков М. Мастер и Маргарита. <http://lib.ru/BULGAKOW/master.txt>. [62] См. напр.: Haffner Peter. Should We Cut Off the Hands of Thieves? // George Weber's Lonely Islands: The Andamanese <http://www.andaman.orgbookreprintshaffnerrep-haffner.htm>; Сандомирская И. Книга о Родине. Опыт анализа дискурсивных практик. Wiener Slawistischer Almanach. Sonderband 50. Wien, 2001, с. 81, 115-144. <http://yanko.lib.ru/books/cultur/sadomirskaya-rodina.htm>; Клейн Л.С. Воскрешение Перуна. К реконструкции восточнославянского язычества. СПб.: Евразия, 2004, с. 108. [63] Самоописательность «наивизирующего» дискурса прекрасно иллюстрируется тем, что конструирование «наивных дикарей» имеет место и внутри собственно научной среды. Клише «в такой-то стране нет науки», звучащее крайне некорректно, в публикуемых научных текстах обставляется оговорками, скрывающими смысл утверждения, но оно звучит, подчас буквально, в кулуарных беседах (в качестве и субъекта, и объекта описания в зависимости от наблюдавшихся ситуаций могли быть, например, и российская, и финляндская, и эстонская стороны). Нередки и случаи «автонаивизации», служащей средством культурно-идеологической экспансии Из анонса передачи русской службы Radio Finland, посвящённой Карельскому перешейку: «Сегодня мы поговорим о Карельском перешейке, который финны считают по праву принадлежащим финно-уграм, но у российской стороны другое мнение» (21.1.2006). Если называть вещи своими именами, то речь идёт, по-русски говоря, о «развесистой клюкве». В самом обсуждении «несуществующей» проблемы территорий нет ничего нового, но маркировка этой проблемы в качестве «финноугорской» является откровенным новшеством, как и то, что о покинувшем перешеек местном населении говорилось как об отдельных финно-угорских племенах («финны и карелы»). Казалось бы, к чему такие натяжки и явно надуманные интерпретации? Дело в том, что на следующий день передача транслировалась на Сибирь. На фоне подобных текстов, периферийных для официального и научного дискурса, становятся понятными и подспудные причины тенденциозности финляндских СМИ в интерпретации событий в России, и то, что имеет место попытка конструирования в финно-угорском информационном пространстве определённой аудитории. Семиотический «резерв неправильностей» (Лотман Ю.М. «Нам всё необходимо. Лишнего в мире нет…» // Ю.М. Лотман и тартуско-московская семиотическая школа. М.: Гнозис.1994, с. 450) также оттенялся уровнем владения русским языком ведущей радиопередачи. Обычно на радио и телевидении дикторами иноязычных новостей и передач работают nativ, но Россия явно необычный случай, и в пропагандистском спектакле native вряд ли можно доверить роль naiv. [64] Сборники научных статей нередко имеют произвольное содержание. С неменьшим успехом их можно приурочивать к любой тематике, к любой юбилейной дате, лишь изменяя название на обложке, «секундарный речевой жанр». [65] Ломан Ю.М. Культура как коллективный интеллект и проблемы искусственного разума // Лотман Ю.М. Семиосфера. С.-Петербург: «Искусство—СПБ», 2000, с. 557-568. [66] Трубачёв О.Н. Славянская этимология и праславянская культура // Славянское языкознание. X международный съезд славистов. М., 1988, с. 308. [67] Научные интерпретации, связанные с проблематикой народной религиозности, сегодня нередко ангажированы религиозной и магической риторикой, что говорит о неопределённости различий между субъектами и объектами исследований. Подчёркнуто знаковый характер имеет, например мода на использование ключевых религиозных понятий и, в том числе, написание их с заглавной буквы (также, как и «прописное» бытование этих же понятий в предшествующие десятилетия), намёки авторов на их близость к ритуальной сфере, дифференциация знахарей и шаманов на «настоящих» и «шарлатанов», когда критериями истинности, видимо, обладают сами исследователи, и т.п. [68] В начале про-из-ведения: «префикс про- «задаёт» идею движения вперёд, сквозь-через» // Топоров В.Н. О понятии места, его внутренних взаимосвязях, его контексте (значение, смысл, этимология) // Язык и культура: семантика и грамматика. К 80-летию со дня рождения академика Никиты Ильича Толстого (1923-1996) / Отв. ред. С.М. Толстая. М.: «Индрик», 2004, с. 88. Ср. с названием этнографических заметок С. Паулахарью. Это научно-популярное «произведение» является одним из прообразов современной «племенной трилогии», очередного про-движения: «Картинка оттуда, другая отсюда. Через (всю) Великую Финляндию» // Paulaharju S. Kuva tuolta, toinen täältä. Kautta Suur-Suomen. Helsinki: Kirja, 1919. Положение Финляндии и пр претендентов на «центры» финноугорского мира –патовое: географическая и, во многом, идеологическая расположенность на «западе», но корни - на «востоке». [69] Nevalainen P., Sihvo H. Teoksen saatteeksi // Karjala. Historia, kansa, kulttuuri. Toim. P. Nevalainen, H. Sihvo. Suomalaisen Kirjallisuuden Seuran Toimituksia 705. Helsinki: Suomalaisen Kirjallisuuden Seura, 1998, s. 9. |
|
||||||||
о проекте персоналии публикации архив опросники ссылки гранты |