Исследование финно-угорских народов является одним из приоритетов Эстонского национального музея (ЭНМ). До второй мировой войны проводились экспедиции к ливам и к карелам. Во время войны, в 1942 - 43 гг. организовывались комплексные экспедиции в Ингерманландию, в основном для изучения водской культуры. Регулярные экспедиции к финно-угорским народам России начались только с 1960-х. С тех пор сотрудниками ЭНМ многократно посещались все финно-угорские народы.

В данной статье мы даем общий обзор развития собирательской концепции ЭНМ и показываем, как проводились этнографические экспедиции ЭНМ на территориях расселения коми, которые часто организовались в сотрудничестве с Национальным музеем Республики Коми (НМРК). А также коротко анализируем результаты этих исследований. Полевые работы рассматриваются с помощью полевых дневников советского периода. Ограничить тему мы решили потому, что начиная с 1990-х годов, экспедиции проведены в основном авторами данной статьи и нам кажется, что эти периоды лучше анализировать отдельно. Чужие полевые материалы можно изучать как бы с дистанции, а свои рефлексивно. Это требует очень разных методик и все это просто не поместилось бы в рамки одной статьи.

Исследований по данной теме раньше почти не публиковалось. Арт Леэте опубликовал предварительный вариант данной статьи (Леэте 1998а) и это пока почти что все. Написан еще один обзор совместной экспедиционно-собирательской деятельности ЭНМ и НМРК (Уткина 2002), но пока этот текст остается неопубликованным. Но надо признать и то, что тематика эта довольно специфическая и малое количество работ не удивительно.

1. Собирательская концепция

Финно-угорские экспедиции ЭНМ во временном отношении можно разделить на две части. Первый период продолжался до 1990-1991 года, когда собирательская работа становилась постепенно все более экстенсивной. В это время, увеличение музейных фондов было первичной целью ЭНМ. Второй же период (начиная с 1991 или 1992 года) - это время поиска новых, альтернативных стратегий собирательской работы. (Леэте 1998б: 32)

В начале 1960 годов в ЭНМ начинали пополнять финно-угорские коллекции в ускоренном темпе. Еще в 1961 г финно-угорские коллекция ЭНМ состояла из 1200 предметов. Начиная с 1962 практически ежегодно организуются экспедиции к финно-угорским народам. Наиболее активно ездили к вепсам, ливам, удмуртам, марийцам и хантам. Сейчас финно-угорская коллекция ЭНМ состоит из 9647 этнографических предметов.[1]

Собирательская работа была в ЭНМ с начала 1960 до начала 1990-х самой важной сферой деятельности. Директор ЭНМ с 1958 до 1992, доктор Алексей Петерсон (исследователь вепсов и удмуртов), выступая 31 января 1985 на соседании ученого совета ЭНМ, указал на главные направления музея следующим образом:

"Сейчас мы следуем двум направлениям: 1) собирать, 2) сохранять. Все остальное имеет вторичное значение. Как сказал Фердинанд Линнус[2]: "Теории приходят и уходят, а материал останется."" (ЭНМ А, протоколы совета Оп. 1. Д. 531. Л. 5.)

Таким же образом Петерсон объяснял задачи ЭНМ и в популярных изданиях. Приведем один пример:

"В музее собирательская работа является основой всякой остальной деятельности. Это и правильно, потому что музей как специфическое научное и культурное учреждение характеризуется как раз коллекциями, их комплектованием и сохранением, все остальные работы исходят из этого, являются второстепенными" (Петерсон 1986: 23).

Ученый секретарь ЭНМ, доктор Юри Линнус (1925-1995), исследователь ливов, поставил задачу по сбору финно-угорских предметов несколько иначе, чем директор Петерсон. Юри Линнус старался конкретизировать общую стратегию сбора. Он писал:

"Целью собирательской деятельности является комплектование хороших представительных коллекции по всем существующим финно-угорским народам" (Линнус 1970: 245).

Таким образом, в ЭНМ существовали два разных подхода. Надо отметить, что более простая стратегия директора Петерсона (собирать больше) торжествовала, а более гибкая и интересная стратегия ученого секретаря Линнуса (собирать репрезентативно у всех этнографических групп) оставалась как бы в оппозиции. Это значит, что главным образом до 1990-х годов внимание обращалось на количественный рост финно-угорских коллекции ЭНМ. Но по существу, это не очень влияло на собирательскую деятельность ЭНМ на территориях расселения коми. Таких экспедиции было крайне мало и говорить о какой-то особенной стратегии в отношении изучения коми культуры в этот период не приходится.

В общем счете, организация финно-угорских экспедиции являлась до 1990-х годов одним из наиболее важных сфер деятельности ЭНМ вообще. Так оценивал работу ЭНМ, например, директор Петерсон на собрании ученого совета 9 декабря 1991 года (ЭНМ А, протоколы совета Оп. 1. Д. 577. Л. 19.).

Ведущий этнолог Эстонии, доктор Антс Вийрес, оценивал успешную работу ЭНМ по собиранию материалов по финно-угорским культурам и отметил:

"В связи с этим, музей превратился в один из главных центров финно-угорской этнографии во всем мире" (Вийрес 1993: 12).

В 1990-е годы собирательская концепция ЭНМ поменялась. По разным причинам от методов Петерсона отказались. Его идея об экстенсивном собирании не является этически и теоретически приемлемой новым поколениям эстонских этнологов (Пярди 1991; Плаат 1996; Леэте 1998б). К тому же, новая политическая ситуация (независимость Эстонии и появление государственной границы между Эстонией и Россией), экономический спад (с сокращением бюджета ЭНМ) не способствовали массовому вывозу предметов.

В новых условиях надо отметить, что ЭНМ выполняет роль посредника между финно-угорскими и западными народами. Хотя об этом думали и в советский период и эта идея выражена, например, Петерсоном в 1991 году (ЭНМ А, протоколы совета Оп. 1. Д. 577. Л. 19.), все-таки, эта мысль стала более актуальной в 1990-е годы.

Важно также то, что собирать коллекцию финно-угорских предметов в ЭНМ нужно как определенный запасной вариант местных национальных коллекций. Так, эстонские наиболее ценные коллекции фольклора скопированы в Финляндии, а финские - свою очередь в Великобритании. Это гарантирует сохранение данных о финно-угорских культурах в случае утраты какой-то местной коллекции в результате катастрофы, стихийных бедствий или чрезвычайных ситуаций.

Почти все совместные экспедиции ЭНМ и НМРК в 1990-е и 2000-е годы в Республику Коми были проведены авторами данной статьи. Мы решили следовать стратегии Юри Линнуса, которую поддерживал и Хейки Пярди[3] (1991: 562). Мы стали посещать этнографические группы коми, у которых представители ЭНМ до нас никогда не были. Таким образом, к 2000-му году в коллекции ЭНМ оказались представлены все этнографические группы коми.

Кроме того, мы попытались уровновесить коми коллекцию ЭНМ и в том плане, чтобы как можно, в равной мере были представлены все аспекты материальной культуры коми. Это значит, например, что если в советский период собирали в основном традиционную женскую одежду и утварь, то мы попытались больше внимания уделять предметам, связанных с охотой, рыболовством и т.д.

Можно сказать, что начиная с 1990-х, совместные экспедиции ЭНМ и НМРК были сосредоточены на более мягких и качественных, современных методах проведения полевых исследований, чем ранее. Но надо отдать должное и нашим предшественникам. Они занимались созданием коми коллекции, а мы пополнением ее.

2. Экспедиции

Коми экспедиции ЭНМ были организованы в 1967 (к коми-пермякам[4], Калью Консин[5]), 1969 (к сысольским коми и коми-ижемцам, Калью Консин), 1976 (к сысольским и прилузским коми, Алексей Петерсон, Вэлло Кутсар (фотограф, ЭНМ), Малле Орглаан (эстонская художница), Надежда Митюшева (руководитель экспедиции, НМРК), Надежда Титова (НМРК)), 1981 (к коми-ижемцам, Эдгар Саар[6], Кальйо Пыллу[7] (руководитель экспедиции), Катрин Пере (преподавательница Эстонского Государственного Института Искусств (ЭГИИ)), студенты ЭГИИ Тальви Аннион, Эпп Илвесте, Лойт Йыекалда, Кайдо Каск, Мааря Кросс, Ану Пылд, Волдемар Рейтер, Эне Рисо, Мерике Роодла, Тэет Стумбур, Лайне Тарнинг, Раул Вайксоо, Эпп Поверус, аспирантка Института Языка и Литературы Эстонии Кристина Кросс), 1989 (к верхневычегодским коми, Хейки Пярди и Терье Алоп (Анепайо) [8], Алдо Лууд (фотограф и видеооператор, Аннели Сяре (художница), Эве Рандоя (студентка Тартуского Университета), Надежда Титова (НМРК), Валерий Шарапов), 1996 (к верхневычегодским коми, Арт Леэте и Владимир Липин), 1997 (к нижневычегодским коми, Арт Леэте и Владимир Липин), 1998 (к удорским коми, Арт Леэте и Владимир Липин), 1999 (к печорским коми, Арт Леэте и Владимир Липин), 2000 (к коми-ижемцам, Индрек Яэтс и к вымским коми, Арт Леэте и Владимир Липин), 2001 (к верхневычегодским коми, Арт Леэте), 2002 (к верхневычегодским коми, Арт Леэте и Владимир Липин). Большинство из этих экспедиции были организованы в сотрудничестве Национального музея Республики Коми (НМРК) и Эстонского национального музея (ЭНМ). До второй половины 1990-х годов действовал даже межмузейный договор, который был включен и в более масштабный договор о сотрудничестве между министерствами культуры Республики Коми и Эстонии.[9]

Предметы культуры коми были также собраны в экспедициях в другие регионы проживания коми-ижемцев, на Кольский полуостров и в Западную Сибирь. Таким образом экспедициями ЭНМ были охвачены все этнографические группы коми. (Леэте 1998а: 41)

Экспедиции ЭНМ к коми мы будем анализировать с помощью полевых дневников, хранящихся в топографическом архиве ЭНМ (ТАд). Для сотрудников ЭНМ не существует определенных правил для заполнения полевых дневников. Так обстоит дело и с дневниками по Коми экспедиции: дни указаны один за другим, иногда описаны и наиболее яркие впечатления и события. В большинстве случаев указаны даты и названия деревень[10], а также переданы фамилии, имена, возраст (приблизительный) людей, которых интервьюировали.

Бывший заместитель директора по науке ЭНМ Хейки Пярди описывает значение полевых дневников следующим образом:

"Если целью исследований не является только фактография и внешнее описание событий ("как это было"), субьективные точки зрения, ход мыслей и вся презентация материала в дневнике превращается в очень важный источник. Дневники не должны быть прочитаны только дословно, чтобы выявить, что случилось, что автор видел или слышал. С помощью дневников, мы можем получить информацию и о том, о чем прямо в дневнике не указано. Вещи, о которых автор хотел проинформировать нас, могут оказаться другими, чем те, которые нас интересуют более всего" (Пярди 1995: 83). Следуя идеям француского историка Марка Блока[11], Хейки Пярди считает, что дневники являются ""ненамеренными свидетельствами" об истории" (Пярди 1995: 83). Пярди также считает, что полевые дневники являются "уникальными интимными документами, которые отражают свое время и включают персональные аспекты", и "стилистически чистыми представителями прямого (и открытого) наблюдения" (Пярди 1995: 83).

Но возможно, что данный вопрос нельзя решать так прямо, как это делает Пярди. В большинстве случаев, собиратели полевого материала являются профессиональными этнологами и это значит, что "несознательность" этих текстов подлежит определенному сомнению. Также является проблематичной концепция Пярди о "стилистически чистых и прямых наблюдениях", которых мы якобы найдем в полевых дневниках. Наблюдения этнологов на поле являются, предположительными, всегда нагруженными теориями, отношениями и предпосылками. Исследователь может в дневниках также конструировать свое "непосредственное впечатление".

Теоретик текстуальных конструкций Пол Аткинсон анализиривал аспекты текстуальной композиции полевого опыта. Мы не будем глубоко погружаться в работу Аткинсона, но короткую цитату по этому поводу все-таки приведем:

"Ретроспективные отчеты разрешенных промахов и пережитых проблем подтверждают аутентичность авторского опыта. Он или она утверждает, что прошли через крещение огнем, что бы достичь близкого знакомства с тем, что считается фундаментом этнографического знания. Таким образом "открытие" социальных отношений и культурных форм получает параллели и повествовании личных изысканий и переживаний" (Аткинсон 1994: 110).

При анализе дневников, написанных во время полевых исследований сотрудниками ЭНМ к коми, могут быть использованы оба подхода. С одной стороны в дневниках можно найти "ненамеренные сообщения", и анализировать их в духе идей Марка Блока. С другой стороны, тексты дневников включают в себя и элементы "этнографических конструкций". 

Еще поднимается этический вопрос при изучении таких субьективных и некорректированных текстов. Исследователи, написавшие эти дневники, не готовили их к публикованию и это тоже надо учитывать. Надо принимать в расчет также самоироничнокое отношение авторов, которое иногда встречается в данных дневниках.

2.1. Данные о сборе предметов у коми, отраженные в полевых дневниках сотрудников ЭНМ[12]

Данные, найденные в дневниках о сборе предметов, можно поделить на две части: во-первых, на описание работы ученых и студентов и того, что и как было собрано; во-вторых на то, как относились люди к работе этнологов. Кроме того, несколько раз упоминается то, как представители местной власти вмешивались в работу экспедиций. Мы передаем в данной части статьи более характерные образцы таких описаний в виде цитат.

Мы сконценцировались только на дневниках периода до 1990-х годов. Это обусловлено тем, что к своим дневникам надо подходить рефлексивным взглядом и это уже тема другой статьи.

2.1.1. Описание работы ученых и студентов, сбор предметов

Много места занимают в дневниках описания отношения собирателей к предметам и к процессу собирания. Иногда указаны детали процесса сбора. Хейки Пярди даже называет собирателей "торговцами-коробейниками" (ТАд 858: 31). Без всяких сомнений, такая информация очень важна для реконструкции отношения этнологов к своей работы. Такие данные в дневниках обычны, хотя нет никаких формальных требовании для оформления дневников.

"Мы работали хорошо, так как Надья I[13] - так мы называем нашего босса - она обычно существо сонливое, но как только увидит старуху, она оживает и начинает задавать вопросы, имеется ли у нее то или другое, и требовала один и тот же предмет заново и заново. В общем, нас принимали хорошо, хотя добыча не всегда является значительной. Так это было и здесь. Но в одном доме был целый короб, полный разных носков и чулков, и сыктывкарские женщины покупали с большим успехом. Мы уже потратили много денег. У меня было с собой 150 рублей и за два дня 50 потрачено. Так мы скоро будем банкротами. [---] Один из последних домов чистый и красивый. Там мы набрали для музея кусок половой дорожки" (ТАд 679: 14-15, Алексей Петерсон, сысольские коми, 8 июля 1976).

"Мы заходили в некоторые дома и получили некоторые предметы. Больше всего обе Надьи торговались из-за текстиля" (ТАд 679: 36, Алексей Петерсон, сысольские коми, 12 июля 1976).

 "Все очень энергично помогали и накопилось много предметов. Но черт знает, кто сумеет задокументировать все это! Правда, Надья I все-таки пробует это делать. Но здесь мы приобрели много деревянных изделий и за такой короткий срок не возможно было зафиксировать названия. Таким образом, мы насобирали много вещей, но их надо точнее документировать" (ТАд 679: 32-33, Алексей Петерсон, сысольские коми, 11 июля 1976).

 "Мы прибыли в деревню. Старик согласился показать нам свое домашнее хозяйство. Мы сделали фотографии погреба, дома и других объектов. Мы приобрели рыболовную сеть и инструменты для приготовления сетей. Мы могли бы получить намного больше предметов, если бы имели больше времени. Но мы решили скоро уходить, чтобы побывать еще в одной деревне. Одна женщина привезла пару рубашек и сарафан - это дело подвигается удачно! Мы еще получили штаны - это уже хорошо" (ТАд 679: 76, Алексей Петерсон, сысольские коми, 20 июля 1976).

 "И сегодня набрали вещей " (ТАд 679: 40, Алексей Петерсон, сысольские коми, 13 июля 1976).

"Что тут можно приобрести?В основном все-таки чулки и рукавицы. В основном женские чулки с красивыми узорами - просто поставь 20 рублей и пара твоя! Это слишком дорого. В самом деле работа и не стоит больше, но все как будто договорились, цены у всех одни (бывает даже 25 рублей за пару и 5 рублей за рукавицы). Они как будто договорились. Хочешь, покупай, хочешь, не покупай. Торговаться совсем не получается. Можно найти еще рубашки и сарафаны. Нижные части рубашек часто отрезаны и верхние части можно получить за 3-5 рублей. Поясницы?(пояса) тоже не очень ценятся. И это почти все о текстиле, который наидется среди вещей. Там очень мало полотенец и других предметов. Полотенца очень часто новые, покупные, и иногда имеется орнамент на купленном материиале. Больше имеется деревянных предметов и часто их можно получить бесплатно. Посуда очень красивая, инструменты и утварь встречается реже. Например, ты не видишь сельскохозяйственного инвентаря (т.е. соху, борону). Я не видел еще ни одного. Имеются какие-то железные инструменты, которые таскают со собой, что бы подгонять картофельные борозды, и больше я не видел. Больше имеется деревянной посуды для пищи, но так как это используется, не так просто их приобрести. Мы могли бы получить ткацкий станок, но куда мы это положим и как мы это увозим? Так это было и сегодня. Вещи накапливались, но не ?чудные вещи`" (ТАд 679: 23-25, Алексей Петерсон, сысольские коми, 10 июля 1976). 

 "Сперва нам не повезло, но потом нам складывали разного барахла, и текстиль, но во всяком случае у нас нет денег и не можем заниматся покупками. Но ничего особенного не бросается в глаза, о чем сожалел бы, что не мог купить. Весь текстиль уже известный товар" (TAп 679: 46, Алексей Петерсон, сысольские коми, 14. июля 1976).

 "Мы идем дальше, но в следующих домах уже не везет. Или никого нет дома или нечего отдавать. Что делать! Мы катаемся вокруг и наконец получили 10 вещей и прялку для сыктывкарского музея. Наши ящики уже закрыты. Один еще открыт, и туда еще можно положить предметы. Но мы не можем собирать большие вещи" (ТАд 679: 71, Алексей Петерсон, прилузские коми, 19 июля 1976).

"Мы упаковали наши вещи. В ящике есть еще место. Собрано 180 предметов. Мы не достигаем 200, это достаточно ясно" (ТАд 679: 73, Алексей Петерсон, прилузские коми, деревня Куратово, 19 июля 1976).

"Мы пополнили коллекцию музея 180 предметами, примерно 400 фотографиями + 10 часами материала на пленке. Хорошая добыча!" (ТАд 679: 82, Алексей Петерсон, прилузские коми, деревня Куратово, 27 июля 1976).

"Женщины среднего возраста и пожилые еще носят народные костюмы. Это сарафан, кофта, передник, кокошник и платок. Для музейной коллекции я получил кокошник и веретено" (ТАд 760: 9-10, Эдгар Саар, Интинский район, деревня Абез, 15 июля 1981).

 "Для музея я мог получить женскую одежду: сарафан, передник, кокошник и кофту. Мне предлагали также детскую малицу, но так как шерсть стала с нее отпадать, я не стал ее брать" (TAп 760: 45-46, Эдгар Саар, Ямало-Ненецкий автономный округ, Приуральский район, деревня Питлор, 7 августа 1981).

 "Как новичок экспедиций, я была немножко удивлена тем, как бесчувственно госпожа Надежда[14], сотрудник Коми музея, начала без особого разговора сразу требовать предметы без особенных объяснений. Наверное, так это и должно быть" (ТАд 858: 13, Усть-Кулом, Эве Рандоя 1989).

"По дороге назад, к автобусу мне доверили нести специфические коми вилы для навоза, которую мы только что получили. Я попробовала использовать это в полном объеме. К сожалению, усердная музейная работница Терье не поняла, что эти вилы можно использовать как походную палку" (ТАд 858: 37-38, Усть-Куломский район, деревня Выльгорт, Эве Рандоя 1989).

"Мы застали одну женщину, которая согласилась впустить в свой дом эту массу народа. Мы получили от нее[15] получили берестяную корзину, пояс и бердечко. Я оставалась там, чтобы нарисовать чулок. Мы также нашли шубу, берестяной сосуд и деревянные сани. Все время шел дождь" (ТАд 858: 15, Усть-Куломский район, деревня Дон, Аннели Сяре 1989).

"В этой деревне мы собирали утюг, сарафан, пестерь, прялку, ткань с бёрдом и нитками, два челнока [---] Коми музей приобрел нарту. Она в общем бравая, но все прикрепления сделаны с проволокой" (ТАд 858: 18, Усть-Куломский район, деревня Джеджим, Хейки Пярди 1989).

2.1.2. Отношение местных жителей к работе этнологов

Описания отношения местных жителей к работе этнологов встречаются в дневниках реже, чем счеты о сборе предметов. Но эти данные являются тоже крайне важными, характеризуя очень интересные методические и этические аспекты полевых работ.

"Женщины довольно усердно показывали нам свои вещи. Мы получили то и другое. Пивной сосуд, очень красивый, но хозяйка отказалась отдавать его нам. Наконец хозяин отдал" (ТАд 679: 18, Алексей Петерсон, сысольские коми, 9 июля 1976).

 "Тогда мы получили лыжи, но к этому добавилось ерунда, так как мать отдала, но ее сын отказался. Вернее он требовал, чтобы мы отдали его лыжи (уже зарегистрированные) назад, потому что его мать была пьяна" (ТАд 679: 23, Алексей Петерсон, сысольские коми, 10 июля 1976).

 "Старик был действительно дома. Он еле держался на ногах, мы должны были его поддерживать. Но слух у него был нормальным и говорил по-русски. Но у нас с разговором ничего не получилось. Просто для меня его слух и русский язык были все-таки не достаточно хороши. Жена моложе, но слух у нее тоже плохой. Но за то она ругала нас все время и следила за нами, чтобы "ничего не свистнули". И когда мы вошли в сарай так, что она не видела и вытащили оттуда морду, она рассердилась и отвечала только "абу" - нету - и, наверное, еще что-то более резкое по коми, чего я, к счастью, ни черта не понимаю. Немного до того, как мы собирались уходить, прибыла их дочь из Сыктывкара навестить их. И она была сама любезность. Говорила, что отдала бы все барахло, но не может, потому что старики не разрешают. Но ей удается их убедить настолько, чтобы хотя бы морда и многие другие предметы попали в ЭНМ и сыктывкарский музей" (ТАд 679: 33-35, Алексей Петерсон, сысольские коми, 11 июля 1976).

"Сперва мы начали свозить вещи, которые были собраны в двух местах. Первым делом мы ездили в деревню Мoм. Там были добавлены некоторые предметы. Но, к сожалению, моя красивая прялка была заменена. Сначала я этого не заметил, но потом в школе было уже поздно. Еще мы принесли свои вещи из куста деревень Заречье. Так предметы были собраны" (ТАд 679: 36-37, Алексей Петерсон, сысольские коми, 12 июля 1976).

"Сейчас мы предпринимали более длинный рейс, примерно 15 км из школы по асфальту. Одна старуха вела нас туда и говорила, что там можно найти всякого барахла" (ТАд 679: 37, Алексей Петерсон, сысольские коми, 12 июля 1976).

 "Мы вошли в пустой дом, надеясь наити что-нибудь интересное для этнографа. Пустые надежды! Мы не видели ничего кроме бревен, камней от печки и лохмотьев. Здесь не прошла война или чума, первая из которых ломает дома, а вторая сжигает огнем дотла. А через это место как-будто сам человек прошел" (ТАд 679: 47, Алексей Петерсон, сысольские коми, 14 июля 1976).

"Тогда опять надо было идти. Мы заходили к некоторым женщинам. Одна из них запомнилась из-за своего большого упорства. Мы, как и ее дочь и соседка, попробовали без всякого результата ее уговорить (и на русском и на коми языке) отдать нам одну интересную квадратную подставку. Женщина осталась верна себе. Она даже достала из амбар нам старый сарафан и всякой всячины вместо того (что-бы мы оставили ее в покое). Но она все равно отказалась отдавать нам этот берестяной предмет. Мы должны были сдаться..." (ТАд 858: 23-24, Усть-Куломский район, деревьня Дон, Терье Алоп, 1989).

 "Мы поехали в деревню Мoдлапoв и Терье получила возможность нарядиться в красивую рубашку коми невесты и в светло-розовый сарафан. Конечно, она должна была сниматься на фотографию в этой одежде. У этой тетки также была рубашка ее отца, которую вышивала ее мать для свадьбы. Но она отказалась расставаться этими предметами. Без особенных уговоров женщина отдала Терье превосходный шелковый платок за 15 рублей. В этой деревне получили также детскую обувь. В самом деле мы уже не так азартно и страстно относимся к сбору предметов" (ТАд 858: 41-42, Усть-Куломский район, Аннели Сяре 1989).

2.1.3. Проблемы с властями

Есть еще один интересный аспект, который можно проследить по полевым дневникам. Отношение местных организации и органов власти на территории расселения коми по отношению этнологов, прибывавших из Эстонии, было противоречиво уже в советский период. Например, в Министерстве культуры Коми АССР запрещали вывоз экспонатов в Эстонию в 1976 г. (Леэте 1998а: 48), а в исполнительном комитете Ямало-Ненецкого автономного округа в 1981 г. запретили полевые работы эстонцев среди хантов, ненцев и коми-ижемцев вообще (Леэте 1998а: 53). Но лучше все-таки приводить примеры:

"Тогда мы пошли в кабинет министров Республики Коми[16], как нам посоветовала Качалова[17]. Там мы передавали письмо о нашей совместной экспедиции. Человек, который нас принимал, потвердил, что не разрешается вывоз из республики предметов, имеющих культурную ценность. Я не могу этого комментировать. Эта была для меня новость, что нельзя вывозить этнографические предметы в другие советские республики. Качалова успокоила нас, говоря, что это просто формальность и мы не должны волноваться" (ТАд 679: 6, Алексей Петерсон, Сыктывкар, 5 июля 1976).

"Вместе с К. Пыллу, мы пошли в исполнительный комитет автономного округа. Нас принимал Нятс, зам. главы комитета. Весной институт искусств посылал письмо в исполнительный комитет округа, в котором просили разрешение для студентов для проведения практики рисования в Харсаиме. В ответном письме комитет обещал, что это не возможно, потому что у них нет предметов народного искусства или архитектуры. Письмо было подписано Нятсом. Сегодня выяснилось, что он не знает, где находится Харсаим. Он спросил об этом у нас. Нятс по национальности ненец. Но он все-таки разрешил нам посетить Харсаим" (ТАд 760: 20-21, Эдгар Саар, Салехард, 23 июля 1981).

3. Обзор результатов полевых исследовании ЭНМ на территориях проживания коми

 Основное внимание в данной статье сосредоточено на полевые исследования. Но оценка экспедиции зависит и от того, настолько результативным было использование собранных данных позднее, в научно-исследовательской и музееведческой сфере. Мы даем короткий обзор того, как использовались матералы по этнографии коми, собранные в ЭНМ.

3.1. Коми коллеция ЭНМ

В результате указанных экспедиций в фонды ЭНМ собрано 538 этнографических экспонатов. Коми коллекция ЭНМ не является репрезентативной по разным аспектам народной культуры коми. Относительно мало имеется предметов мужской одежды и связанных с земледелием, животноводством, охотой, рыболовством и оленеводством. Относительно много предметов женской одежды, например рубашки (дöрöм) и сарафаны (сарапан, шушун), а также веретена (чöрс), части ткацкого станка, прялки (печкан) и разные берестяные сосуды. Но в то же время, многие предметы которые не имеются в коллекции ЭНМ, зафиксированы на фотографиях, этнографических рисунках и в рукописях.

Атрибутация собранных экспонатов далеко не совершенна. Коми термины, которые найдутся в каталоге ЭНМ, прошли языковую экспертизу в НМРК. Проверку провел научный сотрудник НМРК Владимир Липин. Анализировались данные о 374 предметов, собранные к 1990-му году, т.е. до наших совместных экспедиции, которые начались с 1996-го года. Обнаружилось неожиданно большое количество ошибок. Из терминов, которые имеют коми эквивалент, 86 оказались неправильными, а 112 терминов в каталоге даны только на эстонском языке, без местного названия.

Причины такого большого количества ошибок разные. Первая проблема - слишком интенсивный сбор, от которого страдает качество атрибутации, на что жалуется даже сам Петерсон (хотя в то же время он не доволен тем, что за экспедицию удалось собрать только 185 предметов...). Другая проблема, это незнание коми языка (на что указывает и Пярди (ТАд 858: 32) и недостаточное ориентирование в этнографических терминах. Кроме того, например, члены экспедиции 1989 года использовали монографию Л. С. Грибовой "Декоративно-прикладное искусство народов коми" (1980) для атрибутации[18]. Третьей проблемой является посредственная каталогизация. Это значит, что из дневников сбора, которые заполнялись членами экспедиции на поле, данные переписывались в музейный каталог другими сотрудниками, которые в экспедиции не были. Они не имели ни малейшего представления о коми терминах, не разбирая почерк полевиков, копировали данные как попало, т.е. с многими ошибками.

3.2. Выставки

Первая выставка по этнографии народа коми в ЭНМ была организована в1973-74 гг. Эта была выставка КРКМ и отношения собирательской деятельности ЭНМ не имела. Только в 1997 г. была составлена совместная выставка ЭНМ и НМРК о коми культуре "Коми лов шы. Komi Hingus. Дыхание Коми", которая базировалась на коллекции ЭНМ. Кураторами выставки были авторы данной статьи. Повторно выставка экспонировалась в Вильянди в 1998 . В 1998-1999 в ЭНМ была выставлена следующая временная экспозиция о коми культуре "Izhmakomid" ("Коми-ижемцы"), куратор Арт Леэте. Выставка "Дыхание Коми" была организована как обзор разных аспектов коми традиционной культуры. "Коми-ижемцы" освещала культурные контакты коми с соседними народами.

Кроме того, коми предметы использовались в обзорных финно-угорских выставках в 1985 (главный куратор Хено Сарв), 1989 (главный куратор Вайке Реэманн), 2001-2002 (главный куратор Арт Леэте).

3.3. Исследования

Статьи, написанные эстонскими этнологами о коми культуре редки, и имеют крайне случайный характер. Не может быть и речи о систематическом изучении коми народной культуры эстонскими исследователями. Но имеющиеся работы надо все-таки пересчислить.

Первый эстонский этнолог, опубликовавший статью о коми, был Калью Консин. В 1973 напечатали в Ежегоднике ЭНМ его работу "О некоторых особенностях народного искусства коми" (Консин 1973). Статья базируется в основном на экспедиции 1967 и 1969 годов и является кратким обзором традиционной одежды и зодчества коми.

Следующим эстонским этнологом, обратившимся специально к коми тематике, стал Арт Леэте. Им пока опубликованы статьи об охотничьих знаках коми (Леэте 1997), о полевых дневниках (предварительный вариант данной работы) (Леэте 1998а) и об охотничьей этике коми (Липин, Леэте 2000). Еще несколько статей (о полевых работах и об этике общения между собирателями и информантами) ждут в редакциях публикации. Надо признать, что у Арта Леэте публикации о коми немного, если учитывать его полевый опыт. Причина скромных достижений в области коми этнологии заключается в том, что Арт Леэте в первую очередь занимается изучением культуры обских угров. Таким образом, Арт Леэте на изучение коми культуры по серьезному не переключался.

Единственным ученым-этнологом Эстонии, который выбирал коми культуру своей главной темой, является маг. Индрек Яэтс. Он даже тему своей докторской диссертации  cвязал с коми культурой. Но это не связано собственно с народной культурой и с полевыми работами, а коми национализмом в 19 - начале 20 века. Этой же проблематике посвящены статьи Яэтса, которые он публиковал (Яэтс 1999; 2000а; 2000б; 2001).

Заключение

Из дневников можно сделать некоторые выводы. Во-первых, можно выявить обшее отношение эстонских исследователей к своей работе и "объектам" сбора. Эдгар Саар не показывает точку зрения местных жителей. В 1989 году каждый день дневник заполнял разный человек, что делает сообщения отрывочными и мешает следованию впечатлений и идей каждого. Но описания все-таки более нюансированные чем у Эдгара Саара в 1981 году. Самым интересным является дневник Алексея Петерсона, но это и наиболее проблематический текст. В определенном смысле Петерсон является самым искренным или "несознательным" из эстонских собирателей.

Надо еще обратить внимания на то, как отражают дневники официальную методику сбора и всей работы ЭНМ своего времени. На разных этапах, предпринимались попытки, как осуществления идеи накопления массы предметов для финно-угорской коллекций ЭНМ, так и идеи репрезентативности коллекции. Последняя стратегия, хотя и более развитая, чем метод Петерсона, в самом деле, не под силу эстонским этнологам. Нас для осуществления такого плана просто слишком мало, а этнических групп финно-угорских народов слишком много. Но по коми культуре мы все-таки этого достигли.

В дальнейшем эстонские ученые, наверное, должны переключиться больше на изучение духовных и социальных аспектов народной культуры финно-угров, в том числе коми. Опыт показывает, что финно-угорские коллекции ЭНМ (в том числе коми коллекция) так или иначе отрывочны и такими же останутся.

Когда мы рассматриваем рукописные фонды ЭНМ по коми культуре, надо иметь ввиду, что информация, найденная там, имеет очень разнообразную сущность. Например, Калью Консин писал длинные описания коми этнографии в этнографический архив ЭНМ (ЭА 118: 417-467; 124: 366-409), которые даже не основываются в полной мере на полевых материалах[19], а в архив полевых дневников (ТАд) от него практически ничего не поступало. А.Петерсон передал в архив длинный дневник, но ни одной страницы в этнографический архив. Материалы экспедиции 1989 года в этнографическом архиве никак не связаны собранными предметами (в архиве имеются заметки только о народном зодчестве и о сборе ягод и грибов).

Дневники в архиве ЭНМ являются самым интегрированным источником, где можно найти данные о ситуациях сбора, предметов, людей. Дневники также дополняют информацию, зафиксированную в главном каталоге, в коллекций фотографий (Фк), в архиве этнографических рисунков (ЭР) ЭНМ. 

Информация, сохранившаяся в дневниках архива ЭНМ о коми культуре, часто имеет субъективный и непосредственный характер, как указано Хейки Пярди. Коми дневники архива ЭНМ должны быть рассмотрены критически. Отсутствие каких-либо требований для оформления дневников в ЭНМ делает анализ еще более комплицированным и интересным.

Источники и литература

ЭА = этнографический архив Эстонского национального музея.

ЭР = архив этнографических рисунков Эстонского национального музея.

ЭНМ А = архив Эстонского национального музея.

С/к = собирательные книжки ЭНМ.

TAд = топографический архив Эстонского национального музея.

Фк = фотоархив Эстонского национального музея.

Аткинсон 1994 = Atkinson, Paul 1994. The Ethnographic Imagination. Textual construction of reality. London and New York: Routledge.

Белицер, В. Н. 1958. Очерки по этнографии народов коми. Труды Института этнографии АН СССР. н. с. т. XLV, Москва.

Блок 1983 = Bloch, Marc. Ajaloo apoloogia ehk ajaloolase amet. Tallinn, "Eesti Raamat".

Вийрес 1993 = Viires, Ants. Etnograafia arengust Eesti NSV paevil (1940-1990).- Muunduv rahvakultuur. Etnograafilisi uurimusi. Tallinn, 5-40.

Грибова, Любовь Степановна 1980. Декоративно-прикладное искусство народов коми. Издательство "Наука". Москва.

Консин 1973 = Konsin, Kalju. Moningaid jooni komi rahvakunstist.- Etnograafiamuuseumi aastaraamat XXVII. Eesti NSV Riiklik Etnograafiamuuseum. "Valgus", Tallinn, 198-218.

Леэте 1997 = Leete, Art. Komi jahimeeste margid.- Maa ja ilm. Pro Folkloristica V. Tartu, 55-61.

Леэте 1998а = Leete, Art. Komi Objects at the Estonian National Museum.- Procedural Work on Artefacts. Pro Ethnologia 6. Publications of Estonian National Museum. Tartu, 41-54.

Леэте 1998б = Leete, Art. Soome-ugri kultuuride etnoloogilise talletamise tanapaevaseid probleeme Eesti Rahva Muuseumis.- Eesti Rahva Muuseumi aastaraamat XLII. Tartu, 11-33.

Линнус 1970 = Linnus, Juri. Eesti NSV Riikliiku Etnograafiamuuseumi soome-ugri rahvaste etnograafilised kogud.- Laanemeresoomlaste rahvakultuurist. Tallinn, 226-246.

Липин и Леэте 2000 = Lipin, Vladimir, Art Leete. Komi Hunter Ethics at the End of the 20th Century.- Cultural Identity of Arctic Peoples. Pro Ethnologia 10. Arctic Studies 4. Publications of Estonian National Museum. Tartu, 77-85.

Петерсон 1986 = Peterson, Aleksei. Varaait. Ulevaade etnograafiamuuseumi ajaloost ja kogudest. Tallinn.

Плаат 1996 = Plaat, Jaanus. Strategies of Teaching Ethnology at the Chair of Ethnology, University of Tartu.- How to Make Ethnologists. Pro Ethnologia 4. Publications of Estonian National Museum. Tartu, 31-34.

Пярди 1991 = Pardi, Heiki. Kriitilise pilguga Eesti Rahva Muuseumi esemekogumise poliitikast.- Keel ja Kirjandus, nr. 9: 561-566.

Пярди 1995 = Pardi, Heiki. Eesti etnoloogide aukartus elu ees. Valitoopaevikud kultuuriuurimise allikana. / Estonian Ethnologists' Awe of Life. Fieldwork Diaries as Sources for Studying Culture. - Allikad ja uurimused. Sources and Research. Pro Ethnologia 3. Eesti Rahva Muuseumi Ullitised. Publications of Estonian National Museum. Tartu, 67-86.

Уткина, И. М. 2002. К истории совместной экспедиционно-собирательской деятельности этнографического материала у коми: Эстонский национальный музей - Национальный музей Республики Коми. (рукопись)

 Яэтс 1999 = Jaats, Indrek. Georgi Lotkin ja tema raamat Komimaa Permi piiskoppide ajal ja komi keel.- Ajalooline Ajakiri, 3-4 (106-107), 101-120.

Яэтс 2000а = Jaats, Indrek. Kallistrat Zakov. Komi kirjanik ja filosoof.- Akadeemia, nr. 6, 1267-1295.

Яэтс 2000б = Jaats, Indrek. Komid 1897. aasta rahvaloenduse andmete valgusel.- Ajalooline Ajakiri, nr. 2 (109), 29-48.

Яэтс 2001 = Jaats, Indrek. Komi Nationalism and Orthodox Christianity in the 19th and Early 20th Centuries.- Latest Reports on Ethnology. Pro Ethnologia 12. Publications of Estonian National Museum. Tartu, 63-76.

Фотографии

1. Фк 1793: 34 - Мария Иосифовна Куратова (1912 г. р.) в рабочей одежде. Сысольский р-н, д. Заречье. Фото: Вэлло Кутсар 1976.

2. Фк 1793: 100 - Парасковъя Костромина (72) с прялкой и веретеном. Сысольский р-н, д. Сорма. Фото: Вэлло Кутсар 1976.

3. Фк 1793: 252 - Коми женщина на поминках на кладбище в 7. июля. Сысольский р-н, д. Расчой. Фото: Вэлло Кутсар 1976.

4. Фк 1793: 268 - Коми старик. Сысольский р-н, д. Сорма. Фото: Вэлло Кутсар 1976.

5. Фк 1793: 269 - Анна Костромина (73). Сысольский р-н, д. Костин. Фото: Вэлло Кутсар 1976.

6. Фк 1793: 272 - Женщина носит сено домой. Сысольский р-н, д. Чукаиб. Фото: Вэлло Кутсар 1976.

7. Фк 1793: 297 - Лука Степанович Тутринов (84) рассказывает о старинной жизни. Сысольский р-н, д. Понд. Фото: Вэлло Кутсар 1976.

8. Фк 1793: 298 - Лука Степанович Тутринов (84). Сысольский р-н, д. Понд. Фото: Вэлло Кутсар 1976.

9. Фк 1943: 82 - Коми-ижемка в летней одежде. Интинский р-н, д. Епа. Фото: Эдгар Саар 1981.

10. Фк 2327: 71 - Вера Шахова (1916 г. р.), коми, по дороге из магазина домой. Усть-Куломский р-н, д. Пожегдин. Фото: Алдо Лууд 1989.

11. Фк 2327: 83 - Ольга Чисталева (1916 г. р.) носит траву с нопом. Усть-Куломский р-н, д. Шахсикт. Фото: Алдо Лууд 1989.

12. Фк 2327: 96 - Тамара Шахова (1925 г. р.) работает с прялкой и веретеном. Усть-Куломский р-н, д. Шахсикт. Фото: Алдо Лууд 1989.

13. Фк 2327: 110 - Егор Шахов (1930 г. р.) сидит с внуком в бане. Усть-Куломский р-н, д. Шахсикт. Фото: Алдо Лууд 1989.

14. Фк 2327: 112 - Эве Рандоя и Хейки Пярди транспортируют паром через р. Эжва. Усть-Куломский р-н, д. Кырныша. Фото: Алдо Лууд 1989.

15. Фк 2327: 157 - Терье Алоп шьет сумку для предметов. Усть-Куломский р-н, с. Помоздино. Фото: Алдо Лууд 1989.

16. Фк 2327: 163 - Члены экспедиции Хейки Пярди, Терье Алоп, Надежда Титова, Эве Рандоя и Валери Шарапов пьют чай у Анны Кулешовой (1926 г. р.). Усть-Куломский р-н, д. Выльгорт. Фото: Алдо Лууд 1989.

17. Фк 2546: 6 - Отмечается день строителей. Усть-Куломский р-н, с. Помоздино. Фото: Арт Леэте 1996.

18. Фк 2604: 40 - Пантелеймон Павлович Полев (1933 г. р.) таскает сено в сарай. Усть-Вымский р-н, д. Йöнöддор. Фото: Арт Леэте 1997.

19. Фк 2748: 10 - Евгений и Владимир Липины. Усть-Куломский р-н, лес вблизи Усть-Кулома. Фото: Арт Леэте 1999.

Маршруты

1967, 23 августа - 15 сентября - Коми-Пермяцкий НО (АО), Кудымкарский р-н; Кочевский р-н, д. Малая Коча, д. Сижово, д. Большая Коча; Юсьвинский р-н, п. Юсьва.[20]

1969, 5-24 августа - Сысольский р-н (12-14 августа), с. Межадор, д. Утога; Ижемский р-н (17-21 августа), с. Ижма, с. Сизябск, с. Бакур, д. Варыш.

1976, 4-24 июля - Сысольский р-н, с. Визинга, с.Куратово (Куратово куст), д. Расчой, д.Куратчина, д.Вичкодор, д.Картасикт, д.Мoм, д.Гобовцы, д.Ивановцы, д.Сорма, д.Чукаиб, д.Семушино, д.Ягиб, д.Семановцы, д.Ждановцы, д.Заречье, д.Чойиб, д.Волим, д.Пом, д.Сордйыв; Прилузский р-н,  д. Лихачевкая, д.Сидорчой, с. Ношуль, д.Юруксикт.

1981, июль - август - Интинский р-н, п. и д. Абезь, д. Епа, д. Старый Абезь[21].

1989, 9-21 августа - Усть-Куломский р-н, с. Усть-Кулом, с. Дон, д. Жежим, д. Шахсикт, д. Выльгорт, д. Сордйыв, д.Мoдлапoв, с. Помоздино, д. Кырныша.

1996, август - с. Усть-Кулом, д. Б.Кужба, д. Малая Кужба, д. Носим, с. Помоздино, д. Бадьёльск, с. Деревянск, д. Парма, п.Зимстан.

1997, август - с. Гам, с. Жешарт, с. Римья, д. Яг.

1998, июль-август - с. Кослан, с. Ёртом, с. Вендинга, с. Глотово, д. Верхний Вылиб, д. Кривое, д. Пасма, с. Важгорт, д. Малая Пучкома, с. Большая Пучкома, д. Выльгорт.

1999, август-сентябрь - п. Медвежская, с. Конецбор, д. Аранец, п. Кедровый Шор.

2000, сентябрь-октябрь - с. Туръя, д. Кони, д. Верхний Кони, д. Луг, д. Средняя Отла, с. Онежье.

2001, октябрь-ноябрь - с. Усть-Кулом.

2002, июль - с. Усть-Кулом, д. Парма.

Приложение

Сравнительные образцы текстов Белицер и Консина

Белицер (1958: 110):

"Тканье производилось на стане - "дoракыан" [---], который по устройству был близок к стану русских северных областей и, очевидно, от них заимствован. У коми-пермяков он был известен наряду с наименованием "стан" и под названием "кросны"."

Консин (1967, ЭА 118: 451):

"Ткали на стане (дoракыян, стан, кросны), что является близким северо-русскому типу стана."

---

Белицер (1958: 112):

"Тканьем у коми занимались исключительно женщины. Ткали холст весной, в марте-апреле и прекращали с наступлением полевых работ.

Для пошива одежды ткали белый и цветной холст - "дoра". Ткань для мужских и женских рубах имела рисунок в мелкую клeтку."

Консин (1967, ЭА 118: 452):

"Ткали исключительно женщины. Период тканья было весной, обычно в марте и апреле, и кончалось с наступлением весенних полевых работ. Для рубашек ткали белый и цветной (мелкоклечатый) холст."

[1] Данные с 1 января 2002.

[2] Фердинанд Линнус (1895-1942) - доктор этнологии, директор ЭНМ с 1928 до 1941.

[3] Хейки Пярди, магистр, зам. директора ЭНМ по научной части с 1992 до 1997, ныне директор Тартуского Художественного Музея.

[4] Экспедиция ЭНМ в 1967 году была проведена у коми-пермяков. Коллекция коми-пермяков включается в ЭНМ в коми коллекцию, и мы рассматриваем это как одно целое и в данной статье.

[5] Калью Консин, в данный период старший научный сотрудник, позже ученый секретарь ЭНМ.

[6] Эдгар Саар, архивариус и научный сотрудник ЭНМ, с 1992 до 1995 зав. отделения финно-угорской и сравнительной этнологии ЭНМ.

[7] Кальйо Пыллу, руководитель экспедиции, в 1981 доцент, позже профессор Эстонской академий искусств.

[8] Терье Алоп, ныне Анепайо, зам. директора по науке ЭНМ с 2001 до 2002, в 1989 научная сотрудница ЭНМ.

[9] Оформление договоров и развертывание сотрудничества с финно-угорскими музеями является одним из приоритетов Эстонского национального музея (Леэте 1998б: 25-26, 30). В 1990-е годы главным инициатором и организатором сотрудничества между НМРК и ЭНМ был зам. директора по науке НМРК Игорь Орестович Васкул.

[10] В этом отношении трудно проследить маршрут Петерсона в 1976 году. Он часто пишет просто, что "тогда мы пошли в следующую деревню", но откуда и куда, не известно. Маршрут мы кое-как восстановили по атрибутации фотографии. Но и это не легко - иногда фотографии атрибутированы Петерсоном, а место фотографирования указано кем-то другим и имеются ошибки даже в том, в каком сельском совете фотография сделана... Кроме того, фотографии в коллекции не следуют синхронно. На фотографиях также не изображены все деревни, где собиратели побывали. Мы попробовали уточнить маршрут еще по собирательной книжке петерсонской экспедиции (С/к 142), но там в свою очередь не указаны все деревни, которые имеютсяя на фотографиях. Так что маршрут экспедиции точно установить не удалось. Но мы даем все-таки условную реконструкцию этого маршрута.

[11] Марк Блок (1886-1944) описал "незознательные свидетельства" как источники, которые не составлены для того, что бы специально искажать факты истории для будущих поколении. Это не летописи или работы историков, а предметы, секретные доклады послов и военачальников, торговые договора итд. Это "знаки, которые прошлое ненамеренно уронит по своей дороге". (Блок 1983: 39-40)

[12] Я не включил в статью дневник Калью Консина к коми-ижемцам с 1969-го года (ТАд 576), так как в дневнике данных крайне мало. А дневника от экспедиции 1967-го года вообще не существует.

[13] Так Алексей Петерсон называет Надежду Митюшову из Коми республиканского краеведческого музея Коми АССР (КРКМ) (нынешний Национальный музей Республики Коми). Под именем Надья II в дневнике Петерсона фигурирует Надежда Титова, тоже из КРКМ, которая также участвовала в экспедиции 1976 года.

[14] Надежда Титова.

[15] Как станет известно из дневника, эта была коми Ольга Николаевна Напалкова.

[16] В данное время - Коми АССР.

[17] А. Д. Качалова, директор КРКМ.

[18] По устному сообщению Хейки Пярди, члены экспедиции старались в первую очередь узнать названия предметов у местных жителей, но пользовались и монографией.

[19] Сравнение полевых данных Консина и монографии Белицера (1958) позволяет делать вывод, что "непосредственные данные" Консина часто реферированные или даже просто копированные из книги Белицера (см. Приложение). Никаких ссылок рукописи Консина не включают, так что это попахивает плагиатом.

[20] Маршрут условно реконструирован по этнографическому архиву и собирательной книжке Калью Консина (ЭА 118: 419; С/к 60).

[21] В дневнике Эдгара Саара указано "коми деревня за рекой" (ТАд 760: 17). Название деревни установлено по атрибутации этнографических рисунков ЭНМ (ЭР).