| |
лечебная магия |
| Поскольку в традиционном мировоззрении коми болезнь воспринималась как результат воздействия различных мифологических персонажей, то и излечение считалось возможным только при помощи соответствующих магических обрядов. Уже в ХIХ в. они не представляли единой системы, и смысловое содержание обрядов не всегда осознавалось не только населением, но и знахарями. Тем не менее существовали устойчивые формы ритуалов, направленных на излечение и предупреждение заболеваний, строго соблюдались требования, предъявляемые к исполнителям, времени и месту проведения обрядов. Чаще всего исполнителями обрядов являлись знахари - главные авторитеты в области лечебной магии. В некоторых случаях для лечения привлекались младший и старший члены неродственной больному семьи или же тезка больного, а знахарь выступал как руководитель обряда. Целительные силы приписывались также странникам - туйвыв морт (букв. с пути человек), тöвйыв морт (букв. с ветра человек), связанным с иными землями, а в мифологических представлениях - с иным миром. В случае болезни просили кого-либо из знакомых, прошедших большое расстояние, или же незнакомого странника войти к больному и, не говоря ни слова, подуть на него, обрызгать струей воды изо рта, что должно было принести пользу больному. Объяснялось это тем, что человек, прошедший мимо многих деревьев, перешедший много ручьев, очищался, а очистившийся приобретал свойство лечить больных. Показательно, что и из знахарей в тяжелых случаях выбирался тот, который жил за рекой или ручьем; исключительной колдовскими способностями наделялись странствующие коновалы. Целительными силами, по представлениям коми, обладали маленькие дети и старики, не живущие половой жизнью - люди, не просто ритуально чистые, а приближенные к иному миру (дети, вышедшие оттуда, старики, готовящиеся перейти туда). Представления о ритуальной чистоте отразились в требовании к врачевателю одевать при лечении чистую, иногда обязательно белую одежду, в запрете врачевателям-женщинам лечить во время месячных. Важным условием успешного лечения считалось вир лöсялöм (сходство крови) больного и лекаря. Нередко неудачу сильного знахаря объясняли тем, что у него с больным вирыс оз лöсяв (не сходится кровь), а благоприятный результат действий обычного человека тем, что он с больным взаиморасположены по крови. Как правило, обряды проводились ночью или ранним утром до восхода солнца. Некоторые знахари выбирали для проведения обрядов определенные дни, чаще всего среду и пятницу. Считалось, что наиболее успешным является лечение, проводимое в период убывания месяца. Согласно другим сведениям, заболевшего начинали лечить в ту же фазу луны, в период которой его "испортили". Регламентировалось традицией и место проведения обрядов. Многие знахари избегали лечить в жилом помещении, особенно в том, в котором находились иконы, объясняя, что "заговоры в доме с образами не действуют", а приступая к лечению, запирали пространство при помощи ножа и не разрешали никому ни входить, ни выходить. Существовал запрет проводить обряды в постройках, на крыше которых имеется земляная прослойка: "нельзя лечить между двумя землями". Если лечение все-таки проводилось в доме, то все действия происходили под матицей или же на пороге жилого помещения, которые в пространственной организации жилища играли роль границы между "своим" и "иным" миром. Наилучшим, а нередко и единственно возможным местом проведения магических обрядов считалась баня, игравшая исключительную роль в системе народного мировоззрения как место, связанное с хтоническим миром, Эффективным также считалось лечение, проводимое на месте рождения человека. Подобный выбор места лечения тесно связан с символикой лечебно-магических обрядов, среди которых выделяется целая группа обрядов, имеющих, несмотря на различное народное толкование, единую семантику и восходящих к древним мифологическим представлениям о возможности перехода человека из одного мира в другой и возвращении уже в новом качестве - вор улын кералöм, сийос пыр лэдзöм, пожалöм, пывсьöдчöм. Показательно, что результат лечения в этом случае называется мортасьом, букв. очеловечивание или приход в человеческое состояние. Наиболее эффективным способом избавления от болезней, вызванных действием сверъестественных сил, считалось лечение в бане. Основу его могли составлять такие магические действия, направленные на очищение от "порчи", как умывание, обливание через решето, окуривание, "рубка" под корытом, протаскивание сквозь хомут, но наибольшее значение придавалось выпариванию болезни (пывсьöдчöм). Все обряды, а также подготовка бани происходили до восхода солнца . Знахарь в тайне от окружающих, сохраняя в любой ситуации молчание, приносил в деревянных ведрах воду из тридевяти источников. Топил баню по особым правилам, закладывая дрова в печь трижды, каждый раз по девять поленьев. Веник собирал из березовых или можжевеловых веток, срезая с трех деревьев по девять веточек, иногда таким же образом готовились три веника. Счет при этом велся назад - от девяти к единице, а у коми-пермяков - с приставкой не- (не-один, не-два и т.д.). Для лечения детей использовали веники из веточек карликовой березы, растущей на болоте. На Печоре веник из веточек карликовой березы, собранный на Иванов день, считался средством лечения от порчи и для взрослых. После подготовки ритуальной бани, символически заперев ее воткнутым в дверной косяк ножом, знахарь приступал к лечению. Предварительно, для того, чтобы "болезнь не пошла внутрь", поил больного водой, стоявшей во время топки бани на волоковом оконце, или пропущенной сквозь камни банного очага. Затем на венике проверял предположение о причине болезни - если поднятый вверх комель веника сразу высыхал, то это означало, что болезнь от сглаза. Об этом же свидетельствовал и треск камней в очаге. Парить начинал с кончиков пальцев рук, постепенно переходя веником на тело и заканчивал пальцами ног. Во время парения между ним и его помощником, стоящим за дверью, происходил диалог. На вопрос: Мый пывсьöдан? (Что паришь?), задаваемый трижды, знахарь отвечал: Вомидз пывсьöда (Сглаз выпариваю); Лёк йöзлысь лёк думсö пывсьöда (Злых людей злые мысли выпариваю);Висьöмсö пывсьöда, вомидз пывсьöда. (Болезнь выпариваю, сглаз выпариваю). Парение могло сопровождаться заговорами, отсылающими, устрашающими болезнь: Пар в баню, чад - вон, биысь кö биö, ваысь кö ваö. Поле вылö мун да летайт. (Пар в баню, угар вон, если от огня - в огонь, если от воды - в воду. Уходи в поле и летай),Урöс и вомидз накэсэ бергöдла-чегйöдла, кодi вомдзалысь - сир пинь горшас, Комва ёкыш сiтанас, кузь пурт морöсас, кöрт палич кымöсас. (Порчу и сглаз крест-накрест выверну да сломаю, а кто сглазил - тому щучий зуб в горло, окунь из реки Комва в задницу, длинный нож в грудь, железной палицей в лоб.); Пет, висемöй, быд юрси коласысь, быд лы коласысь, быд яй коласысь, быд вем коласысь. Пет, вомидзöй, висемöй, ыджыд эрд вылö, паськыд поле вылö, морт волывтöминö, синмöн аддзытöминö, пелен кывлытöминö; мун тэ, вомидзöй, висемöй, кытчö катша ни рака, кытчö сьöд кырныш некор оз волывлы; мунö притöсьыс и болезьыс, урокыс и вомидзыс сы вылö, код лёк думайтiс - сир пинь сылы горшас, коми ёкыш сiтанас. Ассьыс т...-сö кö вермас нюлыштны, вермас тайö мортсö босьтны... Мун! мун! Мунтöм нывлы, гöтрасьтöм зонлы, пеж бл...-лы, курöг-каньяслы... Мун! Нити Ликöлы да Юда Прокöлы. (Выйди, болезнь, из каждого волоса, из каждой косточки, из каждой мышцы, из каждого мозга. Выйди, порча, болезнь, на большое поле, на широкое поле, человеком не посещаемое, глазом невиданное, ухом неслыханное; иди ты, порча, болезнь, куда ни сорока, ни ворона, куда чёрный ворон не прилетают; идите прикос и болезнь, урок и порча на того, кто злое думал - щучий зуб ему в горло, коми окунь в задницу. Если свой х.. сможет облизать, сможет этого человека взять... Иди! Иди! Незамужней девке, неженатому парню, поганой бл..., курицам-кошкам... Иди! Нити Гликерье и Иуде Прокопию). При произнесении этих заговоров знахарь притоптывал на болезнь ногами, плевал на нее и, приоткрыв дверь, пинками выталкивал ее наружу. В процессе парения специальной тряпкой вытирали выступивший на теле больного пот, затем ее выбрасывали на улицу, полагая что вместе с ней уходит и болезнь Обращает на себя внимание ряд деталей, выявляющих более глубокий уровень семантики ритуала. По примете, если больной во время парения открывал глаза, считалось, что он "вернется на этот свет"; если же глаза будут закрыты, то больной считался "не жильцом на этом свете". Иногда парение взрослого человека дополнялось действиями, характерными для родильного обряда: уложив больного на полог, знахарь поочередно соединял ему за спиной пальцы правой руки и левой ноги, затем - левой руки и правой ноги. Закончив лечение ребенка, знахарь трижды лизал его в лоб, плевал вправо и влево, а в третий раз - поднимал ребенка перед собой и плевал в пространство между его ногами, приговаривая: Аминь да риза! Только теперь родился, только теперь ожил!. То есть при парении происходило не просто физическое очищение больного, а его символическое повторное рождение - через временную смерть, пребывание в ином мире и возвращение в этот мир уже в новом качестве. Подобной символикой насыщен обряд ВОР УЛЫН КЕРАЛÖМ (рубка под корытом). Больного человека укладывали на пороге или в бане под деревянное корыто, на котором знахарь рубил веник или девять соломинок. Помощник знахаря спрашивал: Мый кералан? (Что рубишь?). Знахарь отвечал: Висьöм керала, омöль керала, бура да шаня керала, важсьыс буржыка, шаньджыка. (Болезнь рублю, нечистого духа рублю, хорошо и аккуратно рублю, лучше, аккуратней прежнего). По народным представлениям, этот обряд символизировал уничтожение злого духа болезни, и после троекратного его повторения больной должен был в случае удачи знахаря выздороветь, в случае неудачи - умереть. Рубили под корытом и детей, предположительно подмененных нечистой силой. Голого ребенка укладывали на пороге дома, в хлеву или в бане (в том месте, где он родился) под корыто. На верхней Вычегде ребенка укладывали в одно корыто, другим корытом накрывали, что ассоциировалось с положением во гроб. Знахарь на дне корыта рубил веник, приговаривая: Ме ог кага керав, а пывсян айкасö(Я не ребенка рублю, а банного) (коми-зыряне), или же: Сьöд (черный) чуд, ты уйди из под корыта и положи вместо себя нашего ребенка. Если не уйдешь - ноги отрублю, руки отрублю, голову отрублю (коми-пермяки). Смерть ребенка подтверждала предположение о "подмене". В случае выздоровления считалось, что знахарь сумел произвести обмен детьми и вернуть человеческого ребенка на этот свет. (Ильина 1997, Климов 1991, Янович 1903.) С символикой временной смерти и нового рождения связан обряд пöжалöм ( пропекание), зфафиксированный в нескольких вариантах. Заболевшего ребенка заворачивали в пеленку и на лопате сажали в теплую печь. Младший участник обряда трижды обходил вокруг дома и через порог спрашивал: Кыдзи жаритö пачыс? (Как жарит печь?) Старший отвечал: Ми тайö висянсö пожаламö. (Мы эту болезнь испечем). Ребенка, отстающего в развитии и предположительно "подмененного", три раза сажали в теплую печь и на вопрос: Кодöс пöжан? (Кого запекаешь?) отвечали: Пывсян айкалысь кага. (Ребенка банного). Иногда вместо ребенка в печь на лопате сажали его одежду или полено, завернутое в одежду ребенка. В ряде вариантов запекание ребенка соотносится с выпечкой хлеба. Обские коми-зыряне обмазывали больного глиной и трижды засовывали на лопате в печь, сопровождая действия диалогом. Знахарь сажал ребенка в печь, а мать обходила вокруг дома и стучась в дверь спрашивала: Что делаете?, на что знахарь отвечал: Печем глиняную кулебяку. (Грибова, Ильина 1997, ПМ Ю.Г.Рочева). Несомненна связь ритуала с символикой печи, которая отождествлялась в традиционных представлениях как с женским лоном, так и с загробным миром (Уляшев, 1999, с291). Поэтому помещение ребенка в печь символизировало не только уничтожение болезни через запекание, но и временную смерть больного, пребывание его в ином мире или материнском чреве и его повторное рождение. Существовал обычай протягивать больного сквозь калач из сырого теста, который затем запекали и выбрасывали. В народе считалось, что при протаскивании больного сквозь калач, болезнь оставалась на липком тесте и запекалась с ним. Человек или животное, съевшие выброшенный калач, подвергались опасности получить эту болезнь. Типологически близкими являются зафиксированные у различных групп коми-зырян и коми-пермяков обряды пропускания больного сквозь вырытую в земле сквозную нору, сквозь лошадиный хомут, а также сквозь выдолбленную сердцевину толстого деревянного обрубка (Ильина 1997, Сидоров 1928). Символика подобных ритуалов также связана с идеей повторного рождения и связанного с этим обновления. Традиционны представления о том, что болезнь можно удалить, заставить покинуть тело больного, Для этого в лечебной магии коми использовали воду, дым, огонь, пар, жар, а также животных-медиаторов (собака, щука), с помощью которых болезнь отсылалась в иной мир. Большой очистительной силой наделялась вода, выступающая в традиционном мировоззрении символом первоначала, источника жизни, границей между этим и тем светом, путем в тот мир (Уляшев, 1999, с94). Наряду со святой водой, освященной по церковному обряду (вежа ва), магическими целебными силами наделялась вода, набранная с соблюдением особых условий и запретов - куим-öкмыс ва (тридевятая вода). До восхода солнца, знахарь отправлялся за водой к трем, девяти или три-девяти источникам (колодцам или устьям лесных речек), невидимым на расстоянии друг от друга, и зачерпывал из каждого по три или девять пригоршней, выливая в деревянный или берестяной сосуд наотмашь (на практике чаще воду набирали из трех источников по девять пригоршней). По дороге знахарь должен был сохранять полное молчание, избегать любых встреч и никому ничего не давать. Если появлялась крайняя необходимость что-либо сказать, то сосуд с водой он ставил на землю и отходил на три шага в сторону. Нарушение этих требований приводило к тому, что вода становилась мутной и непригодной для лечения. Набранную по всем правилам воду использовали обрядах диагностирования и лечения, проводимых чаще всего в бане, реже - в доме. Считалось, что опытный знахарь с ее помощью мог определить причину заболевания и в случае сглаза, порчи не только показать, но и наказать виновника: с вызванной на поверхность воды фигурой колдуна можно было сделать, что угодно. В других случаях для выяснения причины заболевания знахарь приносил три камня: один с дороги, другой - с поля, третий - поднятый вблизи бани, или же три любых камня, которые предварительно были вынесены на улицу на вольный воздух (тов выло) и вымыты в три-девяти водах. Затем эти камни, каждый из которых символизировал или предполагаемого виновника болезни, или место, где человек был "испорчен", знахарь опускал в сосуд с водой. По поверью, если болезнь действительно была от порчи, то при погружении камня, соответствующего виновнику или месту колдовства, вода бурлила. В этом случае продолжали лечение. Для придания особой сакральной силы воду пропускали сквозь камни банного очага (из пыр ва); ставили на волоковое окошко, где она окуривалась дымом; читали над ней заговор(притча ва)). Затем ее плескали в лицо больному или на больное место, в других случаях - умывали и поили больного. Лечили и водой, пропущенной сквозь решето (пож пыр ва): больного сажали на пересечении матицы и грядок и обливали сквозь решето, укрепленное на грядках(сёр). Знахарю трижды задавали вопрос: Мый кисьтан? Кодысь кисьтан? (Что обливаешь? От кого обливаешь?). Он трижды повторял ответ:Висянъяссö киськалам, вомидз киськалам, бура да шаня киськалам. (Болезни обливаем, сглаз-порчу обливаем, хорошо да тщательно обливаем). Для усиления очистительных свойств воды в решето клали нож или серп, соль, точильный камень, которым в традиционных верованиях коми приписывалась способность отпугивать злых духов. Использованную воду собирали в ковшик и выплескивали наотмашь или через левое плечов какое-нибудь укромное место вне дома. Считалось, что вылив воду наотмашь, ее вместе с болезнью отправляют к Омöлю в иной мир. Известны упрощенные варианты использования магических свойств воды. При первом подозрении на сглаз больного умывали или обрызгивали водой, набранной из трех колодцев, и вытирали ему лицо изнаночной стороной рубашки. Иногда знахарь или взрослый член семьи обмывал ручки дверей, углы стола и место, где до того сидел посторонний (предполагаемый виновник болезни), и выливал воду наотмашь на улицу, полагая, что она унесет болезнь. При глазных заболеваниях, вызванных порчей и сглазом, умывались особой водой, собранной в углублениях на трех камнях. Собранной в купальскую ночь росой, умывали и поили больных, обрызгивали жилище; талой, уходящей в землю, водой лечили хронические кожные заболевания; дождевой водой, собранной с трех пряслин забора, смазывали бородавки, предварительно обвязанные нитками, после чего нитки зарывали в землю. Широко применялось в лечебной практике окуривание дымом от различных магических средств (тшындöм). Чаще использовали дым от можжевельника, очищающее действие которого как бы усиливалось за счет устрашающего злых духов треска горящих веток. В качестве магических средств использовали также древесный мох-бородач, собранный в лесу с 12 елей, паутину из углов подполья, щучьи зубы, кору с жердинки ворот, вомидз турун (линнея северная), доманик (пропитанный нефтью сланец), при горении издающий чрезвычайно тяжелый и неприятный запах. Особая сила приписывалась дыму от огня, зажженного трением (дзурк би - живой огонь). При лечении порчи и сглаза стремились достать стружки с порога или ступеней лестницы, ведущей в подполье, в доме колдуна, волосы или кусочек одежды человека, подозреваемого в колдовстве. Собранное поджигали ранним утром от первого огня в печи, окуривали больного, приговаривая: "Урок да вомидз вöтламö" (Урок и сглаз прогоним), и остатки магических средств выбрасывали в печь. Объяснялось, что дым и неприятный запах заставит болезнь покинуть тело больного, и поэтому его не только со всех сторон окуривали, но и заставляли дышать дымом. В других случаях, не переступая порога бани, собирали с пола мусор, оставшийся после парения, поджигали его на улице и перешагивали через дымящуюся кучку мусора со словами: "Кодi сетiс, мед сiйö бöр и босьтас" (Кто дал, тот пусть обратно и забирает). Чтобы гарантировать себе охрану от сглаза и порчи на целый год, окуривались дымом от можжевельника, принесенного ранним утром Страстного четверга (Ильина 1997, Сидоров 1928). Заболевания, начавшиеся внезапно и сопровождавшиеся колющими болями в груди, лечили уколами веретена (сутшйöдлöм),. Знахарка брала девять веретен и каждым три раза покалывала в области грудной клетки. При этом ребенок, исполнявший обязанности помощника, трижды спрашивал: Мый сутшйöдлан? (Что закалываешь?) Знахарка отвечала: Висьöм сутшйöдла, омöль сутшйöдла, бура да шаня сутшйöдла, важсьыс бурджыка, шаньджыка. (Болезнь закалываю, нечистого духа закалываю, хорошо и аккуратно закалываю, лучше, аккуратнее, чем прежде). Считалось, что таким образом устраняется дух, проникновение которого вызывает колики. Для избавления от шевы знахарка покалывала железным шилом ступни ног страдающей женщины. Если изгнание заканчивалось успешно, шева с криком покидала тело больной, та засыпала и просыпалась здоровой. И веретено, и шило входили в набор магических 12 остриев, наделяемых в традиционных представлениях коми способностью охранять от нечистой силы и изгонять ее. Для избавления от болезней, вызванных гневом умерших, необходимо было совершить поминки: кто-либо из родственников приходил на могилы с каким-нибудь кушаньем, например, рыбным пирогом, яйцами, говядиной. При этом заботились, чтобы все это было принесено, по возможности, в горячем виде, потому что верили, что паром от пищи питаются умершие. Очевидно, что пища, приносимая на могилы, являлась жертвой, умилоствляющей предков. Таковы были некоторые методы лечения заболеваний, имевших, по представлениям коми, потустороннюю природу. Одновременно с производимыми действиями произносились заговоры нимкыв. По словам информаторов "в нимкыв никогда нет обращения к богу, а есть пожелание того, чего человеку надо." Чаще всего они являлись дополнением магического обряда, подкрепляли и объясняли его. При характеристике лечебно-магической обрядности следует отметить, что народные объяснения смысла тех или иных магических действий не выявляют истоков их происхождения, так как в живой культуре они выступают лишь как пережитки более древней мифологической системы. Именно общностью происхождения объясняется тот факт, что практически все элементы религиозно-магической обрядности коми и связанные с ней представления находят широкие аналогии в мировоззрении и обрядовой практике народов Евразии. В настоящее время характер медицинской культуры коми коренным образом изменился. Развитие государственной системы здравохранения привело к тому, что выросли поколения, пользующиеся только квалифицированной медицинской помощью. Постоянно возрастает воздействие научной медицины на повседневную лечебную практику населения. Поэтому характер массовых медицинских знаний определяется не столько традиционной, сколько научной медициной. В то же время материалы этнографических исследований показали, что во многих населенных пунктах Республики Коми практикуют народные врачеватели. Многие жители деревень не только знают традиционные лечебные средства и приемы, но и сами применяют средства эмпирической медицины. Более того, в последнее время в силу различных причин социально-экономического, медицинского, этического планов резко повысился интерес к традиционным способам лечения со стороны жителей городов, рассматривающих народную медицину как альтернативу медицине научной, а также со стороны профессиональных медиков, пытающихся включить многовековой народный опыт в свою практику. Болезнь любого родственника значительно осложняла жизнь крестьянской семьи, и поэтому нередко смерть больного, особенно хронического или новорожденного, воспринималась как облегчение. Показательно, что существовал целый комплекс магических обрядов, призванных ускорить выздоровление или же способствовать быстрейшей смерти. Тем не менее, общественная мораль требовала гуманного и терпимого отношения к больному, а в народной медицине были выработаны особые правила и рекомендации по уходу за ним. Было общепризнано, что на состояние больного большое влияние оказывает отношение окружающих. Поэтому к заболевшему члену семьи старались относиться особо внимательно и заботливо, всемерно пытаясь облегчить его состояние. Больного ограждали от неприятных известий, отрицательных эмоций, пытались создать ему бодрое хорошее настроение. Чтобы не нарушать покоя и сна, которые признавались важным условием выздоровления, в доме старались соблюдать тишину, строго запрещали ругаться, пьянствовать, петь песни. Ограничивалось посещение больных, и прежде всего детьми. Серьезным компонентом успешного лечения считалось полноценное питание. Как правило, при всех болезнях рекомендовалось побольше пить. Больному предназначалась лучшая пища, по возможности мясная и рыбная, обильное питье (особенно отвары и настои). При отсуствии аппетита пытались вызвать его солениями, сладостями, чем-нибудь особо вкусным. Навещающие больного обязательно приносили ему гостинцы и угощали со словами: "Покушай, я тебе здоровье принесла" (Мартынов, 1905, с.70). Появление хорошего аппетита считалось признаком начала выздоровления. Особые целебные свойства, что, несомненно, связано с мифологическими представлениями, приписывались гостинцам, привезенным издалека. Прежде чем съесть такой гостинец, им натирали губы и говорили: "Губы, губы, не надувайте, не обманывайте, не чешитесь напрасно". Затем продолжали: Через сколько деревьев прошли, через сколько ручьев, рек прошли, пусть все худое, скверное, гадливое осталось там. Дайте мне доброе счастье и здоровье. (Иногда говорят: "и долгую жизнь") (Налимов, 1907, с.27). Большое значение при лечении придавалось правилам гигиены, температурному режиму помещения. При инфекционных заболеваниях старались избегать контакта с заболевшими. Он питался из отдельной посуды, часто не за общим столом. Для больного освобождалась лежанка на печи или другое наиболее удобное место в хорошо отапливаемом помещении. Обязательной для больного считалась баня.  |
|
