| |
образ ребенка |
| Слепчина Н.Е., О.И. Уляшев © 1999 Выражения "этнопедагогический класс", "этнопедагогическая группа", "этнопедагогическая гимназия", "этнопедагогическое воспитание", "должность - этнопедагог" в последнее время заняли прочное место в лексиконе людей, имеющих хоть какое-то отношение к сфере образования. И тем не менее, эти выражения представляются, по меньшей мере, странными, а по большому счету - абсурдными, поскольку слово "этнопедагогика" означает народное воспитание детей, воспитание в народной среде и народной средой. Такое образование невозможно заменить изучением культуры по книжкам, языка - по учебникам, освоением традиционных ремесел, разучиванием народных танцев и песен в разнообразных кружках. Не потому, что книжки, кружки или учителя плохие (они могут быть просто отличными), а потому, что образование школьное и образование народное отличаются принципиально. Школьное рассчитано на сознательное восприятие материала, на постепенное логическое усвоение знаний, в то время как традиционное происходит спонтанно, т.е. сразу и как бы само собой. Открытой дидактичности и морализаторству школьного обучения противостоят скрытая дидактика и нравственность живой разговорной речи, неразрывно связанной с традиционным семейным укладом, бытом, совместным трудом и пропитанной особым духом, который невозможно воспроизвести ни в классе, ни в школьной мастерской. Живая народная речь играет в традиционном воспитании и образовании важнейшую роль, ибо отличается от "очищенного" и "фильтрованного" литературного языка большей силой, красочностью и свободой, в том числе свободой использования хвалебных и ругательных слов. В словах и оборотах, характеризующих детей, наиболее ярко проявляется своеобразие художественного (поэтического) мышления народа. Ведь эпитеты (неважно: приличные или не очень) часто восходят к древнейшим воззрениям и образам. Например, о плачущем, неразвитом или непослушном ребёнке могут сказать: "вежöма". Вежöма (подменённым) коми называли ребёнка, которого будто бы "подменила" нечистая сила, то есть, забрав понравившегося человеческого ребёнка, подкинула вместо него своего. Некрасивого ребёнка у коми могут назвать "урöс". Так называли одну из человеческих душ, болезнь или вестника из иного мира, появляющегося в виде животного или птицы. Ребёнка ленивого называют дыш куль "ленивый куль". Куль у южных коми-зырян считался хозяином воды, водяным, а у коми-пермяков - ещё и противником светлого бога, Ена. Кроме явных сравнений встречаются также иносказания или отсылки к известным фольклорным текстам. Так, эпитет куим юра "трёхголовый" (об излишне бойком) намекает на "сходство" ребёнка со сказочным трёхголовым чудовищем-Гундыр. Выражение виж бугыль "жёлтые буркала" (о бессовестном, наглом) заменяет слово "оборотень", так как коми считали, что в виде желтоглазых животных (волка, собаки, кошки) появляются иногда колдуны, покойники и нечистая сила. О важности этого языкового пласта говорит и то, что в сфере комплиментов и ругательств существует множество синонимов для выражения одного и того же явления. Только синонимических сочетаний, содержащих слово дыш "ленивый", в коми языке больше двадцати: дыш пон "ленивая собака", дыш лов "ленивая душа", дыш вежöм "ленивый подменённый", дыш кер "ленивое бревно", дыш Куль "ленивый Куль", дыш рунь "ленивый копуша", дыш пур "ленивый плот", дыш крутень "ленивый трутень", дыш кур "ленивый (?) кур", дыш гурдей "ленивый (?) гурдей" и др. Поэтичностью, образностью, богатством скрытых смыслов и привлекает экспрессивная лексика внимание учёных. Однако, в коми языке её только-только начинают изучать, поэтому необходимы классификации, которые могли бы стать основой для дальнейших исследований. Эпитеты, которыми у коми награждают детей, порицая или поощряя их внешность, характер и поведение, очень разнообразны. Самая простая система заложена уже в той роли, которую эпитеты играют в воспитании детей как словесная форма поощрения-наказания.: 1. Одобрение (эзысь пи "серебряный сынок", шöк туг "шёлковая кисточка" и др.); 2. Неодобрение (напр. коктэм сёкур "безногий мерин", лешак петшöр "лешачья крапива" и др.). Более сложную систему можно создать исходя из того, что во всех эпитетах, несмотря на разнообразие и эмоционально-оценочные различия, удачно совмещаются метафоричность и конкретика. Эпитет-сравнение, эпитет-метафора характеризуют ребенка на данный момент, в данной ситуации, и в то же время, в них присутствует намек на некий круг традиционных представлений, на фольклорный текст или на житейскую ситуацию. Так, взрослый, выражая своё отношение к ребенку, одновременно вводит его в метафорический мир, в мир традиций и мир общественных отношений, поэтому ребенок даже нелицеприятным эпитетом не "пригвождается", но получает свободу для осмысления своих поступков через обращение к культурным образцам ("всё познается в сравнении"). Хвала и хула указывают на крайности человеческого поведения и определяют образ ребёнка, удовлетворяющего требованиям взрослых, требованиям семьи. Задача порицания - сравнением с отрицательным образом оттолкнуть ребёнка от нежелательных поступков. Задача похвалы - сравнением с положительным образом подтянуть к идеалу. В сопоставлении идеала и анти-идеала у ребёнка формируется Образ Жизни. Слово, с которым обращаются к ребенку, которым именуют его, становится для него ключом, открывающим тайны миро-здания. В слово "мир" мы обычно вкладываем три смысла: 1. окружающий мир - природа или вселенная; 2. мир людей или человеческое общество (до революции миром называли крестьянскую общину); 3. духовный мир. Три перечисленных смысла объединяются в одном, главном: мир - это отсутствие войны, хаоса, это лад с самим собой, с людьми, с природой. Достижение гармонии ребёнка с природой, с обществом всегда было у коми целью воспитания. Если рассматривать экспрессивную лексику, исходя из её роли в приобщении ребёнка к миру, сами собой выделяются три группы слов, относящихся: к явлениям природы и природным объектам; к общественным отношениям и совместному труду; к человеку во всех проявлениях души и тела. К этим группам добавляется четвёртая, в которой объединяются слова, связанные с духовными представлениями народа. Разумеется, это деление ещё достаточно приблизительно и грубо. Так, если сравнение чард кодь "как молния" (о шустром или слишком бойком) и метафора шондi "солнце" довольно близки друг к другу, как явления природы, то к ним невозможно присоединить такие выражения, как синтöм кычи "слепой щенок" (о непонятливом, бестолковом), кöч магиль "заячья спинка" (уменьшительно-ласкательное), леторос "росток дерева, молодая поросль" (о физически слабом, худом), также связанные с природной средой. Точно так же в лексике, связанной с жизнью в обществе, отличаются эпитеты типа изьва "ижемец, Ижма" (о излишне бойком) и картöм гыр "недоделанная ступа" и др. Среди выражений, относящихся к образу человека мы видим как отличаются телесное и душевное: напр. мöмöт "бестолочь, бестолковый", йöй "дура, дурак, дурной", чизыр букв. "кислый, жгучий, обжигающий" (о ребёнке с крутым нравом), кывзысьтöм "непослушный", инö öшйытöм "непоседа" - связаны с характером, поведением; а коктöм "безногий", кывтöм "немой", букв. "без языка", юртöм "безголовый" - с частями тела. Можно выделить в экспрессивной лексике и отдельную группу мифологических образов: андел "ангел", бес кусынь "бесовской изгиб" и др.. В целом, интересующие нас слова можно распределить по следующим темам: 1. Светила, явления природы (зэра кымöр "дождевое облако", вирд "молния, зарница"). 2. Животные (пон "собака", кань "кот, кошка"). 3. Растения (нявда "мокрица", петшöр "крапива"). 4. Соседи (яран "ненец", вогиль "вогул, манси"). 5. Профессии, хозяйственные занятия (кöневал "коновал", пес кералысь "дровосек"). 6. Родство (ичинь "тётка, мачеха", сваття "сватья"). 7. Пол (зон "мальчик", баба "женщина"). 8. Человеческие чувства, характер, поведение, привычки (писка "привередливый", муса "любимый", дурк "неопрятный"). 9. Человеческое тело (юр "голова", мус "печень", сiтан "задница"). 10. Вещно-предметный мир, материалы (тоин "пест", зарни "золото", сёй "глина"). 11. Цвета (лöз "синий", еджыд "белый", виж "жёлтый"). 12. Мифологические образы (омöль - тёмное божество, букв. "плохой", сöс "нечистый"). Мифологические представления охватывают и мир природы, и мир людей, и внутренний мир человека, поэтому любое слово из остальных групп, в зависимости от высказывания, может быть ссылкой на мифологический текст или образ. Более того, в обращениях к человеку отражаются представления об изменении его места в мире по мере взросления. Одни и те же эпитеты меняют значение в зависимости от того, относятся они к ребёнку, подростку или взрослому. Ребёнок, по представлениям коми, - выходец из "иного" мира: "из грязи поднятый, перед алтарём держанный", поэтому по отношению к младенцу выражения, связанные с телесным и космическим "низом" прежде всего указывают на низкое положение ребёнка в обществе, и в последнюю очередь на личные характеристики. Так, распространённые выражения сiт додь "дерьма сани", кудз воль "обмоченная постель", букв. "обмоченная шкура", сёй палю "глиняная вульва", произнесённые в адрес грудного ребёнка, звучат с определённой теплотой, в адрес двух-трёхлетнего - с лёгкой иронией и укоризной, в адрес подростка или взрослого - как оскорбление. Это различие вполне объяснимо, поскольку к младенцу, ещё не отвечающему за свои поступки, глупо выдвигать такие же требования, как к взрослому. У коми до начала самостоятельного хождения ребёнка (1-1,5 г.) вообще воздерживались от резких высказываний в его адрес, считалось, что пока не появились зубы и пока ребёнок не встал на ноги, он особенно уязвим и подвержен порче. Однако, с двухлетнего возраста от ребёнка уже требовали соблюдения аккуратности в исполнении естественных надобностей. Отсюда обилие выражений, подчёркивающи неопрятность ребёнка: тшакöсь ныр "нос с грибами (плесенью)", веж ныр "зелёный нос", зырым караб "соплей корабль", кудзöсь баля "обмочившийся ягнёнок", письтöм пыж "прохудившаяся лодка", скодни "сходни", сiт пур "дерьма плот", пуръясьысь "плотовщик", и др. К пяти годам формируются основные психические и физические задатки детей, поэтому взрослые остро реагировали на проявление таких качеств, как активность-робость, подвижность-малоподвижность, общительность-необщительность. Как излишняя активность, так и излишняя пассивность считались ненормальными. Когда ребенок был маленьким, его называли: лешак кодь "как леший", вир юысь "кровопийца", вабергач "водоворот", дурпоп "юла", биа ныв "огненная девочка", бия розь "огненная дыра", чöрс "веретено", дзирня "вертун, вертунья, юла" и т.д. Подвижного, но неловкого ребенка называли: бордтöм лэбач "бескрылая птица", бордтöм рака "бескрылая ворона", юртöм петук "безголовый петух". Малоподвижного могли назвать тупъюр варыш "неясыть", мижуй "недоразвитый", мöдей "неторопливый, медлительный", вужъя мыр "пень с корнями", вужъя сiтан "зад с корнями". К восьми годам эти слова теряли шутливый оттенок и чаще выражали досаду, осуждение: "Родители радовались, если ребенок рос бойким, но боялись, что он останется таким, когда вырастет." К тихим детям относились спокойно, но также не хотели, чтобы они всю жизнь оставались такими. У коми высоко ценилось умение мальчика постоять за себя, а парня - проявить себя в забавах "стенка на стенку", без которых не обходился ни один храмовый праздник. И хотя излишне драчливого могли назвать сюмöд петук "берестяной петух", юр вундысь букв. "головы отрезающий", кокни киа "с лёгкими руками", больше порицались робкие, нерешительные, трусливые дети: кöч сьöлöм "заячье сердце", нямöд "портянка", ва кукань "новорожденный теленок", шырпи "мышонок", зульö "тот, которого бьют" (от зульöдны "бить, тыкать обо что-либо"), мöс "корова" (то же о неловком) и т.д. К этому же возрасту мальчики должны были твёрдо осознать свою принадлежность к мужчинам, а девочки - к женщинам. Поведение, не соответствующее представлениям о настоящем мужчине или настоящей женщине, строго пресекалось. Чаще всего такого ребёнка словесно причисляли к представителям противоположного пола. Так, девочку излишне бойкую и хулиганистую могли назвать зонъяк букв. "настоящий парень", зон пар "корявый парень". Парня, излишне капризного, задирающего девочек и трусоватого со сверстниками, называли нывъяк "настоящая девочка", аньшöр "плохая хозяйка". Многие из выражений этого типа трудно назвать строго положительными или отрицательными, так как в одном случае они звучат как похвала, а в другом - как осуждение, в зависимости от оценки взрослым конкретной ситуации. Послушание, почтение к родителям и старшим у коми считались важными качествами, поскольку традиционное воспитание немыслимо без уважения к носителям традиций. Высшей похвалой для ребёнка, а иногда и для подростка были слова кывзысьысь "послушный", пöслукман "то же", вежавидзысь "почтительный", бать пи "отцовский сын", бать кок туй "отцовский след". Своенравность резко порицалась: ас ныра "своенравный" букв. "со своим направлением", кывзысьтöм "непослушный", öбичатöм "невоспитанный" букв. "не имеющий (не признающий) обычаев", абу видзантор "негодный" букв. "не тот, кого можно содержать". У коми неодобрительно относились к привычке возражать взрослым, детей, которые прекословили старшим, называли: сизим пиня чарла "серп с семи зубьями", из пестера баба "женщина с пестерем, наполненным камнями", зурган ножич "колющие ножницы". Но при всём этом, особое значение у коми придавали развитию смышлёности и самостоятельности: ас юрöн олысь "своей головой живущий", юра зонмыс - морт лоö "головастый парень - человеком будет", зэв писькöс вежöра "всё понимающий" букв. "с очень пробивным сознанием". Таким образом, в ребёнке воспитывались уважение к традициям, к старшим и одновременно культивировалась тяга к самостоятельному труду, к творчеству. По собранному нами материалу, чаще других оцениваются такие качества, как трудолюбие и лень. Большая часть этих слов и выражений порицает ленивых и неумелых детей: сямтöм "неумелый", путьтöм "беспутный, неумелый", дыш "ленивый". Обширнейший ряд словосочетаний со значениями "умелый-неумелый" в коми языке связан со словом ки "рука, руки". Неумелого называют: кын ки "замороженные, отмороженные руки", гöж ки "то же", розя ки "дырявые руки", крукыль ки "скрюченные руки", няр ки "вялые, сморщенные руки", пуöм ки "варёные руки", куран ки "руки-грабли", нарман ки "то же", китöм "безрукий". В отношении умелого, которого называют киа-подъя "с руками-ладонями", пельк киа "с ловкими руками", кужысь киа "с умелыми руками", очень часто также используют эпитет "золотой": зарни ки "золотые руки", зарни ки пом "золотые концы рук", зарни чунь "золотые пальцы", зарни чунь пом "золотые кончики пальцев", зарни киа-подъя "с золотыми руками-ладонями". Встречаются и фразеологизмы: чунь помсьысь зарни киссьö "с концов пальцев золото сыплется" и гыж пыр лэдзны "пропустить сквозь ногти", т.е. делать что-либо тонко, чисто, аккуратно. Выражения "зарни чунь", "зарни ки пом" и "гыж пыр лэдзны" относятся, главным образом, к женскому рукоделию, акцентируя внимание на мастерстве и искусности работницы. Золото и ногти в представлениях коми соотносятся с областью "иного" мира, поэтому перечисленные выражения придают оттенок сверхъестественности и чуда как труду, так и мастерству. Большое значение придаётся и таким личным качествам ребёнка, как доброта, отзывчивость, честность, щедрость, справедливость. Эти качества выражаются прежде всего через названия частей тела и внутренних органов человека, которые по представлениям коми связаны с определёнными чувствами: муса "любимый", мус поз "гнездо любви" букв. "вместилище печени" (о любимом), сьöлöмшöр "милый сердцу" букв. "середина сердца", жан морöс "открытая грудь" (об открытом), прöст сiтан букв. "свободная задница" (об излишне щедром). И наоборот о жадном, нелюбимом, нечестном, злом говорят: мустöм "нелюбимый, ненавистный" букв. "без печени", мустöм гöн "нелюбимая шерсть", ад горш "адова глотка, адская глотка", паськыд горш "широкая глотка" (о жадном, корыстолюбивом), кын сьöлöм "мёрзлое сердце" (о равнодушном), кузь ки "длинные руки" (о вороватом), пеж вом "поганый рот" (о сплетнике, матерщиннике) и т.д. Чтобы подчеркнуть ум или глупость ребёнка, его обычно сравнивают с животным: руч кодь "как лиса" (о хитром, смышлёном), ныриса "с нюхом" (о понятливом, умеющем выбрать правильный выход из какой-либо ситуации), чипан юр "куриная голова" (о глупом, забывчивом), вöв юр "конская голова" (о человеке, который неожиданно проявляет непонятливость). Любопытно, что глупость, как и душевную нечуткость, оценивают преимущественно сопоставлением с неодушевлёнными предметами: гын нöш "колотушка для валяния войлока", пу юр "деревянная голова", сапöг юр "головка сапог", пипу мыр "осиновый пень", тупича "топор для колки дров". Наиболее же сильными ругательствами (и не только у коми) считаются сравнения с демоническими существами. У коми нельзя посылать детей к чёрту и другим представителям "иного мира", поминать их при детях, и тем более называть детей их именами, чтобы нечистая сила не забрала их к себе. Тем не менее, такого рода ругательства очень распространены, особенно в форме иносказаний (и чаще в адрес чужих детей): лешак юк, лешак стад, лешак чукöр "стадо леших, семейство леших", сöтана йылöм "сатанинское отродье", бес пиян "бесовские дети" и др.. С другой стороны, встречаются сравнения и с божественными существами (см. "дзоля кагаид андел койд" - "маленький ребёнок как ангел", "пывсян бöрад ладинечыд дзик господь койд" - "после бани младенец как господь"), которые, впрочем, также считаются нежелательными, особенно среди коми староверов, поскольку "человек не может ни опуститься до самых низов, ни возвыситься до самого верха". Таким образом, экспрессивная лексика (как ругательства, так и комплименты), несмотря на широкую распространённость, образность и богатство, находится под строгой цензурой общества. И этому есть одно объяснение. Использование ненормативной лексики вопреки запретам, сближает её с народными игрищами и забавами, на которых допускаются вольности, запрещённые в обычной жизни. Потому и называется эта лексика ненормативной, что нарушает определённые законы и нормы общественной морали. С другой стороны хвала и хула, разрушая обыденное восприятие мира, оживляют чувства ребёнка, освобождают его сознание от существующих догм, то есть косности и пошлости быта. А стало быть, экспрессивную лексику нужно рассматривать как своего рода психологическую "встряску", приводящую ребёнка в состояние лёгкого стресса. Разумеется, такой вывод ни в коем случае не является призывом к злоупотреблению ненормативной лексикой, поскольку, по свидетельству психологов, только небольшой стресс стимулирует психические процессы, в больших же дозах приводит к обратному эффекту. И в этом отношении ненормативная лексика, как лексика, обладающая магической силой, сопоставима с поэзией: она существует, к ней люди обращаются в наиболее важные моменты жизни, в моменты эмоционального подъёма или для эмоционального убеждения (к примеру, детей), но для обычной жизни всё же более свойственна проза.  |
|
