Паськöм

одежда

C точки зрения В.И. Лыткина и Е.С. Гуляева в сложносоставном к.-з. слове П. отражено понятие комплекса одежды (пась) и обуви (кöм), так же как в хантыйском слове сахнир: сах "верхняя распашная одежда" и нир "кожаная обувь", обозначающем одежду в целом. Весьма интересен круг значений слова П. в вычегодском диалекте к.-з. языка: 1. анат. "плацента, послед" (ср. рус. рубашка, постелька "послед"); 2. "одежда в целом". У вычегодских к.-з. выражением пасьтöм морт характеризуют и обессиленного, больного человека, о котором могут так же сказать: "вуджöрыс абу", т.е. "нет тени-оберега". Не случайно, ношение изодранной одежды воспринималось не только как нарушение норм традиционного этикета, но и считалось опасным для человека. Согласно поверьям, повреждение или потеря одежды может предвещать несчастье или болезнь для её владельца.

У к.-з. и к.-п. одежда считалась неразрывно связанной с человеком так же, как его тень и следы. Считается, что человека можно легко подвергнуть порче через воздействие на его П. По данным А.С. Сидорова у к.-з. существовал специальный колдовской прием под названием дöрöм гуöм "воровство рубашки": у женщины старались украсть рубашку со следами месячных выделений, чтобы затем поместить её в расщелину скрипучего дерева –после этого владелица рубашки будет хронически болеть и "скрипеть" подобно этому дереву. По поверьям, с помощью собственной П. можно избавиться от болезни или порчи: после бани забросить свою рубаху на вершину куста, либо сжечь с произнесением определенных заговоров; избавиться от болезни можно и передав её другому человеку вместе со своей П.; для снятия сглаза с ребенка надо взять его невыстиранную рубашку, смочить её ворот в проточной воде, потом протереть три раза этим воротом глаза ребенка, а затем выжать воду из рубашки в тарелку и выплеснуть её через левую руку со словами: "Мый тэ гöрин-кöдзин мед ставыс аслыд лоö" "Что ты вспахал-посеял, пусть всё тебе достанется" и т.д. У удорских и ижемских к.-з. считается, что можно избавиться от болезни, отнеся по завету свою нестиранную П. к обетному кресту, установленному за пределами села, либо повесив на дерево, растущее на священном месте (место захоронения святого, священный источник или озеро).

В прошлом у к.-з. и к.-п. категорически запрещалось отдавать посторонним свою П., даже во временное пользование. По этой же причине обветшавшая П. никогда не выбрасывалась, а вывешивалась на чердаке или в сарае дома до полного истлевания. Считалось, что лишь та женщина может отдать на время некоторые элементы своего свадебного наряда для невесты, которая приходится ей близкой родственницей или крестницей. Человека, не соблюдавшего этот запрет, с упрёком спрашивали: "кувны али мый мöдöдчöмыд ? " "умереть, что ли собрался?". По традиции, широко бытующей у к.-з. до настоящего времени, пожилые люди лишь накануне ухода в мир иной раздают близким и знакомым часть личной П. (женщины, как правило, раздаривают большую часть своих головных платков) "на помин души".

По традиции, у к.-з. и к.-п. особенно бережно сохранялась П., связанная с определенными рубежными этапами в жизни человека: пинь дöрöм вв. — подарок ребенку во время прорезания первых зубов; пернянь дöрöм печ. — рубашка, которую дарила крестная при совершения обряда крещения; у керчемских к.-з. зафиксирована традиция сохранения сьöд дöрем или гöрд няйт дöрем — девичьей нижней рубахи со следами от первой менструации; каждой женщиной бережно сохранялся свадебный наряд, который по поверьям обладал особой магической силой – считалось, что изгнать из дома нечистую силу может только хозяйка, переодевшись в свой свадебный сарафан. Эффективным оберегом считалась и П., полученная человеком в качестве ритуальных подарков. В ходе похорон у удорских к.-з. родственники умершего передавали мастерам, изготовлявшим гроб, сунис пасма — связанные вместе поясок-подвязку красного цвета и пучок необработанных льняных нитей. Аналогичный поясок синего цвета, но без пучка льняных нитей, дарила мать новорожденного гостям, пришедшим на родины или крестины. У вычегодских коми невеста в первый день свадьбы дарила отцу и крестному жениха чышъян вöнь — узорчатую ширинку, укрепленную на петле из сложенного вдвое тканого пояса с кистями. Отметим, что у печорских к.-з. обрядовые и повседневные пояса, которые не носили, полагалось хранить завязав предварительно узлом или петлей: не надетый и развязанный пояс воспринимался как знак пожелания кому-либо болезни или смерти (см. Вöнь ).

В отличие от повседневной, праздничную и обрядовую П. запрещалось стирать, раз в год (летом) её выветривали на солнце, либо выпаривали над каменкой в бане. Соблюдались определенные запреты и при стирке повседневной П.: нельзя стирать вместе с мужской и детской одеждой наряды женские – у мужчин не будет удачи в охотничьем промысле, а дети могут заболеть. По поверьям, П. любой взрослой женщины пропитана пеж, воздействие которого лишает П. свойства оберега. По этому поводу у к.-з. говорят о супругах, не меняющих нижнее бельё после совместной ночи: "их одежда осталась без вуджöра". Магической силой наделяется в свою очередь и мужское нижнее бельё (дöрöм-гач повс., йöрдöс-гач лл., йöрнöс-вешъян к.-п. букв. "рубаха-штаны"): для женщины хорошим оберегом считались мужские кальсоны, а также подвязка от них. В прошлом, к.-з. женщины носили мужское нижнее бельё в период месячных. Нередко, мужские кальсоны применялись в качестве магического средства для повышения плодовитости скота (хлестали корову, чтобы та поскорее принесла приплод). У вычегодских к.-з., умершей вдове, обязательно укладывали в гроб кальсоны и рубаху её покойного мужа.

Традиционное для к.-з. и к.-п. восприятие П. как тени-оберега человека во многом определяло строгое соблюдение запретов, связанных с порядком каждодневного её одевания, ношения и хранения. До настоящего времени соблюдается определенная последовательность в одевании различных элементов П.. Считается, что нарушение этого порядка чревато различными неприятностями для человека в течении всего дня. Не менее строго соблюдался и порядок снятия П. перед сном: например, сарафан предписывалось снимать с себя обязательно наизнанку и через голову, т.к. через ноги снимать – грех, "так только у покойника снимают". Хранить сарафан, вывернутый наизнанку, можно только в сундуке: "если оставишь такой сарафан на ночь не укрытым, его потом черти будут носить". По этой причине, повседневную П., снятую на ночь, никогда не оставляли вывернутой наизнанку. О человеке не снимающем на ночь П. у печорских к.-з. неодобрительно говорят: "так спят только покойники". У сысольских к.-з. о человеке лишь притворяющемся уснувшим в П. скажут: "паськöмыс сöмын узьö" "у него П. только спит".

Любое переодевание в течении суток порицалось, поскольку воспринималось окружающими как колдовство, ворожба. Женщины, одевая с утра сарафан, старались больше не снимать его в течении дня, а при необходимости одевали другую П. поверх него. Если охотник, собираясь на промысел, забывал что-либо одеть на себя сразу, то не переодевался второй раз дома, а брал забытую П. с собой и одевал её на себя только дойдя до лесной избушки – иначе не будет удачи в промысле. Лишь в период праздников не возбранялось многократное переодевание в течении дня в разную П., хотя многие женщины и в этом случае одевали сразу по 2-3 сарафана, один под другой, и таким же образом — несколько юбок, для пышности наряда.

В традиционном мировоззрении многих финно-угорских народов П. осмысляется и как образ конкретного человека. О соотнесенности личной П. с образом её владельца свидетельствует ряд к.-з. и к.-п. поверий и запретов: рубашку, принадлежащую живому человеку, нельзя вешать на веревку для сушки, развернув грудью вверх "как у покойного"; для того, чтобы снять с младенца порчу, достаточно совершить магические процедуры над свертком из его пеленок и одежды; у человека можно вызвать болезнь того или иного органа, если на его нестиранной одежде вырезать круглое отверстие, соответствующее месторасположению органа. Личную повседневную П., снимая на ночь, всегда вешали строго определенным образом, чтобы случайно не спровоцировать у себя болезнь и недомогание. Для длительного хранения П. складывали особенно аккуратно ("лист да пласт"), вывернув предварительно наизнанку и прятали в недоступное для посторонних взглядов место. Если человеку приходилось зашивать порванные рубаху или штаны не снимая их с себя, то предписывалось взять свой нательный крест в рот, "чтобы счастье не зашить в одежду, и не лишится его навсегда после снятия одежды".

Для сказочного фольклора к.-з. и к.-п. типичным является мотив превращения предметов домашней утвари в мнимый образ конкретного человека с помощью его личной П. (например, переодевание ступы в П. девочки, спасающейся от преследования медведя). В фольклоре к.-з. и к.-п. особой магической силой, помимо домотканой рубахи (дöрöм), наделяются головной платок и шапка, и узорчатые вязанные чулки, перчатки и рукавицы. Cчитается, что: с помощью подброшенной кверху варежки можно легко определить найдется украденная вещь или нет (по направлению больного пальца на варежке); узорчатая перчатка, подоткнутая за пояс в летнее время, — хороший оберег от мошкары и комаров; чтобы у человека заболела голова достаточно подбросить несколько раз его шапку или покрутить её у себя на руке; согласно фольклорным текстам к.-п. вся сила легендарной чуди заключалась в чудесной шапке, а сила злого колдуна — в его черном платке.

По поверьям коми, П., нажитая супругами после свадьбы, является оберегом не только каждого из них в отдельности, но и их взаимной привязанности. Считается, что можно легко разрушить эту связь, если разрубить пополам чулок жены или незаметно встряхнуть рубаху мужа, пока он моется в бане. У вычегодских к.-з. символом супружеской связи выступает платок, за концы которого молодые держались в ходе венчания. После смерти одного из супругов этот платок разрывается пополам: одна его часть укладывается в гроб усопшего, а другая хранится у вдовы (или вдовца). В качестве символической гарантии верности будущего мужа, подруги невесты дарили молодому специальные "жениховы брюки" (жöник гач), штанины которых сшивались вместе.

Анализ фольклорных и обрядовых текстов к.-з. и к.-п. показывает, что П. могла осмысляться и как символическая мера человека, фиксирующая его переход в определенное социально-возрастное и физическое состояние (крещенный / некрещеный; женатый / неженатый; здоровый / больной; живой / мертвый). Согласно поверьям к.-з., колдун, снявший свою П. и перекувырнувшийся под стволом изогнутого дерева для превращения в зверя, навсегда рискует расстаться с человеческим обликом, если кому-либо удастся при этом похитить его одежду.

Показательны в этом плане запреты, связанные с погребальной П. (кулан паськöм): нельзя примерять или показывать на себе, как одевают погребальную П. — к чьей-либо скорой смерти. Случаи, когда пожилые люди надевали на себя в ходе праздников приготовленную для погребения одежду, однозначно расценивались окружающими как стремление человека поскорее уйти в мир иной. Небезопасным для жизни человека считалось и ритуальное переодевание в "наряд" покойного для участия в святочных гаданиях (Гадайтчöм). Представления о непосредственной связи души усопшего с его П. нашли отражение в целом ряде поверий к.-з. и к.-п.: если долго не стирать одежду и бельё в которых умирал человек, то душа покойного будет страдать; нельзя обряжать покойного в цветную, узорчатую П. – "иначе его душа не сможет обрести покой и будет ходить по воде и ждать пока платье вылиняет, а значит полегчает"; нельзя оставлять завязанными узлы на П. погребаемого (на поясе, головном платке, на обуви и на гайтане нательного креста) в момент опускания гроба в могилу – в противном случае, покойник будет часто тревожить живых в их снах. Соответственно, традицию подготовки для себя погребальной П., которая обязательно шьется без узлов на швах, можно трактовать и как стремление облегчить предстоящую смерть и переход в мир иной. Аналогичным образом (без единого узелка) шилась ритуальная П. и для женщины, желающей изгнать из своего тела шеву. В поверьях к.-з. П., надетая на умершего человека, наделяется магической силой воздействия на живых: считалось, например, что даже с помощью нити, взятой с погребальной рубахи, можно легко успокоить самого буйного человека. Бытовало мнение, что можно легко погубить человека, если надеть на него рубаху, сшитую иглой, которой пользовались при изготовлении элементов погребальной П..

Лит.: Налимов 1908, Микушев, Чисталёв 1968, Плесовский 1968, Сорвачева, Сахаров, Гуляев, 1966, Сидоров 1928, Сивкова 1991, Уляшев 1993, ПМА.

В.Э. Шарапов