Пач

печь

П. занимает важное место в крестьянском хозяйстве, как источник огня, тепла, пищи, как созидатель микроклимата и жизни дома, поэтому образ П. связывается с широким кругом мифологических представлений. П. и предметы, связанные с ней: öгыр, шом "уголь", нянь зыр "хлебная лопата", П. чышкан лыс "метла для подметания печи", кирпич или камень, взятый с П. считаются средством от нечистой силы. Так, в быличках о покойнике-колдуне, встающем ночью из гроба, жена колдуна (солдат, прохожий и т.д.) спасается на П., на которую колдун не может взобраться. Часто в этой ситуации жертва отбивается метлой, хлебной лопатой или даёт покойнику кирпич (камень) из устья П. Колдун-покойник не успевает разгрызть такой кирпич до крика петухов или увлекается им настолько, что жертва успевает убежать. В быличках об охотниках и вöрса (лешем), съедающем все припасы и снаряжение, охотник пропускает под рубашкой горящие угли или даёт лешему раскалённый камень с каменки, который тот не может разгрызть. Поверья о том, что печь оберегает от нечистой силы, существовали также у удмуртов и северных русских.

Образ П. связан в первую очередь с представлениями о керка видзысь "дома хранитель", домовом. У к.-з. имеется вариант названия домового или банника: гуранька "очага хозяйка". У к.-з. и к.-п. было принято угощать в определённые дни домового, которому в запечье, под устьем печи или у входа в подпол ставили блюдце с накрошенным в молоко хлебом. Овиннику на ночь оставляли в печи овина репу и печёную картошку, баннику — хлеб. В охотничьей избушке охотники задабривали "хранителя" тем, что оставляли в очаге хлеб и лук, чтобы иметь защиту "от огня, воды, лютого зверя, недобрых людей". Как правило, пищу в очаге оставляли поздним вечером или перед рассветом, т.е. в пограничное время. У прилузских к.-з. зафиксирована также архаичная форма кровавого жертвоприношения: после отбеливания печи на ней резали барана и его кровью обмазывали всю П., "чтобы цвет печи был одинаковым с цветом пола".

Кроме того на связь домовых с П. указывают игры с вызыванием домовых из-под П., игры с завязыванием глаз (типа "жмурки") или с поисками спрятанных предметов, которые назывались горань "очага хозяйка", горанька, гуренька, гораней "то же". Основными условиями игры являлись темнота (слепота), и движение от П. (двери голбца), часто играли в святочный период.

Названия деталей П. имеют ярко выраженную зооантропоморфную символику: П. мыш "печи спина", П. вом "печи рот" (ср. рус. устье печи), П. под "печи ступня", П. кымöс "печи лоб". Выражение вартöм П. "сбитая П." — эвфемизм для понятий вульва и чрево. Беременной женщине запрещалось заходить в дом во время строительства глинобитной П., чтобы она не раскололась во время её родов. Повитухи о рождении ребёнка сообщали словами "пачыс потiс" "П. треснула".

С ролью П., как рождающего и возрождающего начала, связаны некоторые традиционные способы лечения больных или вежöма (подменённых детей) у к.-з. и к.-п. Обмазывание глиной и "пропекание" в П. — представляется символическим актом нового рождения, умирания и воскрешения в огне. В быличках к.-з. и к.-п. "подменённый", локализующийся за каменкой, часто возвращается в человеческий мир женихом (невестой), которые приносят в баню человеческую одежду и нательный крестик. По материалам прилузских к.-з., старик-колдун, приглашённый к испорченному для лечения, открыл печную трубу и обратился к колдунье, наславшей порчу, а когда та через некоторое время пришла, заставил исцелить больного. Таким образом, П. открывает вход в иной мир. Разрушение П. во сне, по представлениям к.-з., предвещает смерть. В погребальной обрядности "заиндевевшая печь" или "печь, покрытая белой пылью (белым снегом)" — устойчивая метафора смерти.

П. является центром горизонтального и вертикального деления пространства дома: женская / мужская половины, запечье / красный угол, подпол / полати-голбец и т.д. В святочных гаданиях, обрядах, связанных с первым выгоном скота и заселением в новый дом, открывали заслонки П. и сэрöг öшинь, юрйыв öшинь (верхнее окошко над печью на зимней половине дома). В загадках П. также является метафорой Космоса, и, будучи связанным с мифическими образами солярного (крылатого) быка и пожирающего медведя, воплощает в себе идею вечно изменяющегося бытия, идею мировой горы и мирового древа, объединяющих жизнь и смерть, время и пространство.

Лит.: Верещагин 1995, Жеребцов 1971, Ильина 1983, Конаков 1996, Маркова, Несанелис 1990, Налимов 1907, Несанелис 1994, Семёнов 1985, Уляшев, Шарапов 1996, ПМ ИИ.

О.И. Уляшев