Пывсьöдчöм

парение в бане

Лечение в бане считалось наиболее эффективным способом избавления от болезней, вызванных действием сверъестественных сил. Основу его могли составлять такие магические действия, направленные на очищение от "порчи", как умывание, обливание через решето, окуривание, "рубка" под корытом, протаскивание сквозь хомут, но наибольшее значение придавалось выпариванию болезни. Все обряды, а также подготовка бани происходили до восхода солнца. Знахарь втайне от окружающих, сохраняя в любой ситуации молчание, приносил в деревянных ведрах воду из тридевяти колодцев или устьев лесных ручьев, невидимых друг от друга (на практике — чаще из трех источников, зачерпнув из каждого по девять раз и вылив в ведро наотмашь). Топил баню по особым правилам, закладывая дрова в печь трижды, каждый раз по девять поленьев. Веник собирал из березовых или можжевеловых веток, срезая с трех деревьев по девять веточек, иногда таким же образом готовились три веника. Счет при этом велся назад — от девяти к единице, а у к.-п. — с приставкой не- ("не-один, не-два" и т.д.). Для лечения детей использовали веники из веточек карликовой березы, растущей на болоте. На Печоре веник из веточек карликовой березы, собранный на Иванов день, считался средством лечения от порчи и для взрослых.

После подготовки ритуальной бани, символически заперев ее воткнутым в дверной косяк ножом, знахарь приступал к лечению. Предварительно, для того, чтобы "болезнь не пошла внутрь", поил больного водой, стоявшей во время топки бани на волоковом оконце, или пропущенной сквозь камни банного очага. Затем на венике проверял предположение о причине болезни: если поднятый вверх комель веника сразу высыхал, то это означало, что болезнь от "сглаза". Об этом же свидетельствовал и треск камней в очаге. Парить начинал с кончиков пальцев рук, постепенно переходя веником на тело и заканчивал пальцами ног. Во время парения между ним и его помощником, стоящим за дверью, происходил диалог. На вопрос: "Мый пывсьöдан?" "Что паришь?", задаваемый трижды, знахарь отвечал: "Вомидз пывсьöда" "Сглаз выпариваю"; "Лёк йöзлысь лёк думсö пывсьöда" "Злых людей злые мысли выпариваю"; "Висьöмсö пывсьöда, вомидз пывсьöда." "Болезнь выпариваю, сглаз выпариваю".

П. могло сопровождаться заговорами, отсылающими, устрашающими болезнь: "Пышйö жö пышйö, чöдъя пувъя ягö, озъя веретяö, мырпома нюрö." "Уйдите же, уйдите, в чернично-брусничный бор, на земляничные поляны, морошковое болото"; "Пар в баню, чад — вон, биысь кö — биö, ваысь кö — ваö. Поле вылö мун да летайт." "Пар в баню, угар вон, если от огня — в огонь, если от воды — в воду. Уходи в поле и летай" и т.д. При произнесении этих заговоров знахарь притоптывал на болезнь ногами, плевал на нее и, приоткрыв дверь, пинками выталкивал ее наружу. В процессе П. специальной тряпкой вытирали выступивший на теле больного пот, затем ее выбрасывали на улицу, полагая что вместе с ней уходит и болезнь.

Обращает на себя внимание ряд деталей, выявляющих более глубокий уровень семантики ритуала. Показательна примета, согласно которой, если больной во время П. открывал глаза, то считалось, что он "вернется на этот свет"; если же глаза будут закрыты, то больной считался "не жильцом на этом свете". Иногда П. взрослого человека дополнялось действиями, характерными для родильного обряда: уложив больного на полог, знахарь поочередно соединял ему за спиной пальцы правой руки и левой ноги, затем — левой руки и правой ноги. Закончив лечение ребенка, знахарь трижды лизал его в лоб, плевал вправо и влево, а в третий раз — поднимал ребенка перед собой и плевал в пространство между его ногами, приговаривая: "Аминь да риза! Только теперь родился, только теперь ожил !"

Таким образом, при П. происходило не просто физическое очищение больного, а его символическое повторное рождение через временную смерть, пребывание в ином мире и возвращение в этот мир уже в новом качестве.

Лит.: Ильина 1997, Сидоров 1928, Янович 1903.

И.В. Ильина