Пывсян

баня

У народов коми П. была неотъемлемым и одним из важнейших элементов традиционной культуры. Функции П. были намного шире ее утилитарного гигиенического назначения. В ней занимались лечением людей знахари-костоправы и специальные "банные знахари" (пывсьöдчысь к.-з., пывсьöдчись к.-п.). При лечении широко использовались как рациональные народные лечебные средства и методы (массаж, компрессы, ингаляции, растирания, ванны из лечебных трав и др.), так и всевозможные магические действия. Знахари, занимающиеся любовной магией, также предпочитали заниматься приворотной деятельностью в П. Обязательным считалось посещение П. перед началом любых важных хозяйственных работ (сева, выхода на охоту и др.) и перед отправлением в дорогу.

Кульминационным моментом свадебной обрядности для девушек-невест была девичья П. накануне свадьбы. Как и у сев.-рус. населения в П. символически смывалась девичья красота, невеста прощалась с девичьей волей и косой. После П. (иногда по пути в нее) невеста исполняла причитания о П., в которых она выступала как бы символом покидаемого отчего дома. Эти причитания были наиболее устойчивы и почти не допускали импровизаций. Родительская П. характеризовалась красочными эпитетами: теплопарная, горячежарная, чудесная, свет очей моих, желанная, почитаемая, из дубовых бревен, на золотистом мхе, с серебряными пазами, с жемчужными камнями очага, "место, в котором зреет светлая кровь, место, в котором делается белым белое тело". В некоторых местах первой работой молодой после свадьбы была топка П. уже на усадьбе мужа.

Несколько меньшее, но также обязательное место занимала П. и в других семейных обрядах. Большинство родов происходило в П. или же, если рожали в другом, обычно нежилом, помещении (хлеве, овине), роженица после этого на несколько дней (три, иногда более) вместе с младенцем перемещалась в П. После завершения похорон все, кто собирал покойника в последний путь, обмывал и обряжал его, обязательно посещали П., проходя тем очищение от соприкосновения с миром мертвых. На девятый день устраивалась ритуальная П. для покойного, которого замещал обмывальщик. Повсеместно было принято в календарные дни поминовения при посещении П. приглашать в нее на помывку души умерших предков.

Как и большинство особо значимых атрибутов традиционной культуры П. обладала высоким сактральным статусом. Отношение к П. было амбивалентным. С одной стороны, она была одним из наиболее чтимых объектов, что находило яркое выражение в свадебной обрядности (банные причитания невесты) и фольклорных формулах обращения к П. как к живому существу с просьбой о разрешении помыться-попариться. У к.-з. перед тем, как войти в П., полагалось произнести: "Банюшка, солнцеликая, пусти нас попариться, в П. живущий, пусти нас попариться". У к.-п., прежде чем зайти в баню, просили: "Батюшка-матушка, с уголечка парушка, Соломея бабушка! Идут (имярек), да дети мои. Чтобы дети не угорели, горячим веником парь, чистой водой полоская". Если в П. шли только взрослые, без детей, обращение было более кратким: "Батюшка-матушка, Соломея бабушка, пусти нас попариться". В П. перед тем, как начать мыть детей, произносили: "Батюшка-матушка, теплая парушка! Нас помой и попарь, прогони печали. Погрей и помой (имя ребенка) дай ему здоровье". Уходя из П. ее благодарили: "Батюшка-матушка, Соломея бабушка, спасибо за парушку, спасибо за жарушку, со Христом оставайся". Зафиксировано и несколько иное обращение — "Солоника бабушка".

Малоизвестный у к.-з. образ бабушки Соломеи (Салоники) появился у к.-п., по всей видимости, от русских. Персонификация бани в образе бабушки Соломеи и обращение к ней при посещении бани были приняты на русском Севере. Саломия — библейский персонаж, мать апостолов Иакова и Иоанна, одна из трех мироносиц, которые пошли к гробу Иисуса Христа, чтобы помазать его тело благовонным миром.

Контаминация образов христианских святых с персонажами языческих верований была типична для русского православия. Причинами выбора именно Соломии для персонификации бани были, видимо, следующие. Неделя святых женщин-мироносиц (третья по Пасхе) приурочена к воскрешению Христа, понятия же воскрешение-обновление-исцеление близки по своей сути в народном мировоззрении. О том, что с данным персонажем связывались в первую очередь лечебно-оздоровительные функции бани свидетельствуют северо-русские заговоры, в которых при парении детей "бабушку Соломонеюшку" просили "...смыть уроки, прикосы, грыжи, изапоты, ломоты, сухоты, болезни". К.-п. знахарки также при лечении в П. детей в своих заговорах обращались с просьбой о помощи к "баньке-матушке, Солонике бабушке и теплой парушке". Кроме того, выбор Соломии обусловили ее высокий статус в библейской истории — мать двух апостолов и созвучие ее имени обязательному банному атрибуту — соломе, которую стелили на пол и на полки для парения.

К положительному отношению к П. можно отнести и представления о том, что после ее посещения происходило очищение от бытовой скверны, по аналогии: чистота физическая = чистота духовная.

Негативная семантика П. обуславливалась прежде всего ее маргинальностью. П. находилась на задворках крестьянской усадьбы или же, гораздо чаще, на берегу реки. Абсолютное большинство к.-з. и к.-п. селений было расположено по берегам рек, поэтому они воспринимались как естественные рубежи между освоенным своим и неосвоенным чужим пространством. Кроме того, река представлялась и как один из путей в иномир, который помещался неопределенно далеко вниз по ее течению. Нахождение П. на рубеже неосвоенного и освоенного пространства (усадьба, селение — два его основных порядка) ассоциировалось с ее нахождение на рубеже мира этого и мира (миров) иного. В связи с этим появились представления о том, что в бане могла произойти подмена ребенка (вежöм), в ночное время ее посещала всевозможная "нечистая сила", в ней происходило получение колдовского дара. С помощью банного веника производились гадания о судьбе в Иванов день.

То, что с П. были связаны всевозможные переходы из одного состояния в другое: грязный — чистый, больной — здоровый, небытие — рождение, невеста — жена и др., позволяет соотнести ее восприятие с восприятием мифического времени, в котором инверсии были обычным явлением, мир еще не был стабилен, а различные его объекты и явления только еще создавались и обладали способностью видоизменяться. Один из пожилых верхневычегодских крестьян рассказывал П.А. Сорокину в начале этого века историю о том, как он, перестраивая П., столкнулся со странным фактом. Когда была разобрана печь-каменка и хозяин П. стал выносить камни от нее наружу, большой камень — основание печи застрял в дверях, хотя когда-то он прошел в двери без малейших затруднений. Старик прокомментировал это совершенно спокойно: "Камень вырос". Ср. с общепринятым у к.-з. представлением о том, что в мифическое время камни обладали способностью к самопроизвольному росту, в результате чего и появились на земле горы. Со временем сотворения мира П. сближало нахождение в ней в непосредственной близости двух основных стихийных оппозиций — огня и воды, а также ее необходимый атрибут — горячий пар (ср. "холодный пар" — туман, как один из маркеров первобытного хаоса).

Лит.: Дмитриева 1982, Жилина, Сорвачева 1971, Ильина 1997, Климов 1991, Плесовский 1968, Рочев 1984, Семенов 1991, Сорокин 1910, Шабаев, Никитина 1993, Янович 1903.

Н.Д. Конаков